Оригинал вздохнул.
– Увы. Это просто сбой респауна. Глюк перезагрузки.
– Не понял.
– И не поймешь.
Он подумал о чем-то своем, глядя на осенние краски подмосковных лесов. Попросил:
– Покажи мне ее.
Долго смотрел сквозь окошко толстого стекла на бледное покойное лицо, беззвучно плакал, шептал что-то неслышное. Рука на крышке хрустального гроба, на который больше всего походил чемодан, заметно дрожала.
– Все это ненастоящее, – сказал оригинал наконец. – Я, ты, она… Все вокруг.
– А дочка? – спросил он, пытаясь вспомнить имя. Смешные косички, платьишко с оборками… Папины глаза. Красивая в маму…
– Анютка?
– Да.
И тот, настоящий – заплакал…
Ты понимаешь, кричал потом оригинал, там же все, к херам, сгорело! Вообще – все!.. Никакие бомбоубежища не спасли. Никакие, понимаешь! Я успел. Успел переписать с нас троих образы в сеть, оцифровал, понимаешь? Нет? Неважно… Бабла хватало на индивидуальные гейм-боксы, вот я и… Не понимаешь? Ну, вирт-прогулки, групповушки там… Нет, не с дочкой, боже упаси!!! Ты что, больной?! Игры там – умер-воскрес, убили – перезагрузился… Все равно не понимаешь? Да плевать. Короче, где-то они, родные, стоят, боксы эти, экранированные от всех видов излучения. Энергия – от реактора, бесперебойно. У пищевого синтезатора картридж на сто лет. Никаких забот. Золотые клетки…
И мы – в них лежим.
А программа – заглючила. Вирус, наверное. Или системный сбой. Неважно уже. Я мало что раздвоился – так там еще и вариативность подключилась адская, никогда не ясно, где ты воскреснешь, и когда, и как мир твое возвращение перекосит… Демиург хренов… А Сашу, Сашеньку мою, она таким наградила, сволочь…
Плачет.
Вот так.
И теперь здесь она, настоящая жизнь, вся – здесь. Другой нет. Часы с вариантами, право слово… Жизнь… А смерти – ненастоящие. Ну, для тебя. А нам умирать нельзя, никак. Веришь?
Он верил.
Сашенька.
Анютка.
Как здорово – помнить.
– Перезагрузи-ка меня, – попросил того, настоящего, который тоже настоящим не был. – Есть у меня одна мыслишка…
Протянул здоровенный автоматический пистолет.
Подумал еще: теперь – смогу.
Выстрела не услышал.
Да, неформат и нестандарт. Можно сказать – сюрпризы для вас, читатели. Прямая связь с мирами Дяченко, но совершенно парадоксальная.
Г. Л. Олди (Дмитрий Громов и Олег Ладыженский)
Эпиграммы, посвященные творчеству Марины и Сергея Дяченко
Генри Лайон Олди всем известен как двуединый писатель-фантаст, многим – как поэт вообще и мастер эпиграмм в частности. Кроме того, он (точнее, они: Дмитрий Громов и Олег Ладыженский) неоднократно работал в соавторстве с писателем-фантастом Дяченко, тоже двуединым.
Если соединить все эти ипостаси вместе – то результат будет…
Впрочем, читайте сами.
Дуэт Дяченко – это круто!
Любовь, романтикой ведома,
Бредет со «Шрамом» в лапы к «Скруту»
И через «Казнь» – к «Армагед-дому»!
* * *
Горит от страсти каждая страница,
И вновь любовь! – покой им только снится…
* * *
Берешь героиню – тонкую, нервную! —
Съедаешь на первое.
Берешь пожилого красавца-героя
И ешь на второе.
Появятся рядом друзья или дети —
Их, значит, на третье.
Вы думали, это – канва для сюжета?
Нет, это диета.
* * *
Повести «Кон»:
Едва глаза сомкну,
Как сразу снится мне:
Читатель на «Кону»,
А автор – на коне!
* * *
Роману «Долина совести»:
Вышел в дверь, надел стальные латы,
Взял копье и сунул ногу в стремя.
Под конем Долина Совести стонала:
«Влево, друг! – там Букеров палаты!..
Вправо, брат! – там горы всяких премий!..»
Прямо еду.
Прямо в пасть финала.
* * *
Роману «Пандем»:
Задыхаюсь, словно в топи я,
От сомнений непростых:
Это все-таки утопия
Или все-таки кранты?
* * *
Роману «Варан»:
Выползла дорога из тумана,
Искушает сотней поворотов,
И глядит читатель в даль романа,
Как Варан на новые ворота…
* * *
Книге «Пентакль»:
Придумать рифму к слову «пакля» —
Пустяк для авторов «Пентакля»!
* * *
Роману «Vita Nostra»:
«Не бойся!» – о как чудно не бояться!
Глаголом цепи страха в миг разбиты.
И чтоб в финале «Vita Nostra» разобраться,
Отважно выпью я бутылку aqua vita!
Читать дальше