Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Разочарованный вой прокатился по альсунгским рядам. Часть лучников выстрелила ещё раз — для проверки; лишь после этого они убедились, что тратить стрелы нет смысла. Лучники Толмэ ответили им собственными залпами; Нитлот только и успевал следить за тем, как чётко, с отлаженным ритмом мелькают их руки — от колчана к тетиве и обратно… И они добились своего: альсунгцы разозлились окончательно. С криками, звериным рёвом и рыком поскакали в атаку их всадники. Вооружение и доспехи ти'аргских рыцарей было тяжелее, так что двигались они медленнее — или, возможно, дело было в простом нежелании…

Их напор пробил защитный купол, и Нитлот согнулся пополам от головной боли. На несколько секунд у него потемнело в глазах — лишь стук копыт, всё те же крики и голодный звон стали подсказывали, что альсунгская конница уже сшиблась с дорелийской. Чуть позже пехота тоже двинулась в неспешное, но неотвратимое наступление. Набег её стальной волны напомнил Нитлоту финальный этап отливки зеркала, когда жидкое стекло, уже напитавшееся нужными чарами, медленно застывает… Опомнившись, Нитлот подтянул к себе усилия остальных магов и принялся сплетать купол заново — в защиту от возможного колдовства Хелт. Он снова был ведущим в их группе — так уж сложилось.

Интересно, с какой стати сложилось именно так?… Но думать об этом нет времени, как и сомневаться в себе.

Он впервые почувствовал чей-то незнакомый, достаточно сильный Дар. Вспышки то синего, то ядовито-жёлтого пламени на стене и у ворот заставляли предполагать, что там орудует неплохой волшебник. От жаркого боя на подступах к Энтору (в каше из стали, лошадей и людей уже сложно было разобрать, где свои, где чужие) его отвлёк приглушённый рёв. За рёвом последовали беспомощные крики альсунгцев, срывающиеся на визг, и грохот от падения приставной лестницы… Прищурившись, Нитлот поднялся выше по холму — к старому дереву — и разглядел кое-что необычное.

Точнее, сразу три точки, достойных внимания. Достойных настолько, что на пару секунд Нитлот забыл о том, что собирался сделать.

Во-первых, неизвестный маг, блещущий способностями на стене, сотворил искусную иллюзию — полупрозрачного медведя. Его бурая шкура сыто лоснилась, бока переваливались от бега, а морда… Да, морда была в крови. На глазах Нитлота очередной альсунгец завопил, пытаясь вырвать ногу из хватки медвежьих клыков — вполне ощутимых; видимо, волшебник хорошо смекнул, как работают иллюзии. Одним толчком животное сокрушило вторую лестницу и теперь неслось к третьей, распалённое схваткой. Альсунгцы, атакующие ворота, бросили таран и пытались дотянуться до медведя мечами; Нитлот знал, что от единственного прикосновения стали иллюзия растает. Пока им это не удавалось. Зверь опрокидывал и терзал сильных на вид мужчин, словно тоненьких мальчиков.

Шеренги агхов напирали на задние и крайние с юга отряды альсунгских мечников. Их секиры, молоты и короткие мечи скрещивались с вражеским оружием, опускались на чужие доспехи, травмировали кости ног — всё без лишнего шума и спешки, с жутковатым спокойствием. Они точно продолжали работать в шахте — как многие поколения предков, погружались в чрево гор, чтобы извлечь руду или ценные камни… Нитлот с радостным волнением отметил, что агхи всё-таки теснят альсунгцев. Они не то чтобы не боялись роста и численного превосходства врага — они не удостаивали вниманием эти мелочи.

И вот как раз там, где агхи неторопливо крушили альсунгскую пехоту, Нитлот заметил подвижное белое пятнышко. Он сразу напрягся, дотронулся до него магией — и ощутил что-то странное. Словно два Дара сразу, непрерывно перетекающие друг в друга, как у…

Правильно, это оборотень! — восхищённо, как девочка, воскликнула Индрис в его сознании. — Самый настоящий Двуликий, Зануда! Представляешь?… Значит, Старший и Мервит были правы, когда говорили, что не все они покинули Обетованное!

Сначала Нитлот подумал, что схватка слишком уж опьянила её, лишив здравомыслия (которое у Индрис и без того было не очень устойчивым). Но потом он понял, что белое пятнышко — это толстый мягколапый кот, загадочным образом оказавшийся на поле битвы и ещё более загадочным образом не растоптанный… Кот выпустил когти и с внезапной прытью вцепился в ногу альсунгского десятника. От неожиданности тот остановился, тряхнул ногой, пытаясь сбросить надоедливую животину — и угодил под секиру агха, которая по рукоятку вошла ему в грудь.