Татьяна Иванова - На перепутье миров

— Блин! Вот варвары! — после освобождения от пут, уже поздно вечером, Алекс нашла свою сумку наполовину опустошенной. Не было ни сухарей, ни печенья, ни мыла, ни зубной пасты, ни туалетной бумаги. Хорошо, что блок «Весты» оказался нетронутым.

— Это Тонька своровала, — сразу же сообщила подошедшая к ней соседка по кровати, — она под матрац все прячет, ты пойди и возьми. Только бери, когда Тонька из палаты выйдет, — доверительно прошептала больная, — а то она дерется или медсестрам жалуется.

— Спасибо за совет, — усмехнулась Алекс, — с меня сегодняшних суток хватит, пусть лучше она подавится моими сухарями.

— Нет, лучше ты забери, — женщина пододвинулась так близко к Алекс, что у той даже зарябило в глазах, — она их все равно в унитаз выкинет.

— А ты-то чего переживаешь?

— Если ты не хочешь сухарей, то их могу съесть я.

Потом больная вытащила из халата свою левую грудь и озабоченно спросила:

— У меня молоко, видишь? — она стала с силой нажимать сосок, одновременно глядя в глаза Алекс, — это значит, я беременна? Да?

— Маринка, прекрати глупостями заниматься, — в этот момент в палату заглянула санитарка, — ты уже всем надоела своей беременностью. Иди, на свою кровать ложись, а то сейчас привяжем.

— Беременная, да? Беременная? — Маринка даже не обратила внимания на слова санитарки, — ну, скажи, пожалуйста.

— А ты давно лежишь в больнице? — у Алекс после недавнего пленения совершенно не было желания общаться с кем-либо, но она прекрасно понимала, что отвязаться от навязчивой собеседницы будет трудно.

— Давно. Уже четвертый месяц.

— Ну, и откуда у тебя возьмется беременность? Мужчина у тебя давно был??

— Чего? — Маринка удивленно поглядела на нее широко открытыми глазами.

— А-а-а, понятно, спи спокойно, ты не беременна.

— А откуда молоко?

— Это не молоко, это мозги у тебя через грудь вытекают.

— Вот оно что, мозги? — Марину, кажется, такой ответ вполне удовлетворил, — это не молоко, — тут же повернулась она к неподвижно сидящей на кровати девушке, — это у меня мозги вытекают.

Но та не пошевелилась и даже не повернула в ее сторону взгляда своих серо-голубых глаз.

— Это мозги, это не молоко, — Маринка тут же побежала объяснять ситуацию проходящей мимо еще одной пациентке, потом другой, третьей, пятой, — это мозги у меня вытекают.

— Ну, и, слава Богу, — отмахивались те.

— А у вас вытекают?

— Так, Маринка, пошли со мной, — видимо, санитарку окончательно «достала» эта бессмысленная болтовня и она, захватив веревки, потащила Марину в наблюдательную палату, — полежишь сутки, и мозги твои на место вернутся.

— Нет, тетя, нет! Не надо! Я боюсь на вязки, мне страшно, — завопила Марина, — не надо, я больше не буду. А-а-а!!!

— О, ужас! Какой кошмар! Можно с дуба рухнуть, — простонала Алекс и, спрятав голову под подушку, негромко, по-волчьи, завыла.

— А ну, на уколы! — затеребила ее медсестра, — быстренько на уколы! А то опять спать никому не дашь.

— Я буду спать, обещаю, — Алекс знала, как «скуют» ее сейчас эти уколы, поэтому попыталась использовать весь свой дар убеждения, — я выпила все таблетки, я спокойна, правда. Я никому не скажу сегодня ни слова, пусть даже с меня снимут последние штаны. Не надо мне уколов.

— Пошли, сказала. Буду я с тобой церемониться! А то сейчас снова привяжем и вколем не два, как назначено, а сразу десять уколов. Завтра не поднимешься с кровати.

Алекс со страдальческим видом поплелась вслед за медсестрой. Спорить и сопротивляться сейчас было бы глупейшим поступком с ее стороны.

Через полчаса она уже лежала на своей постели, голова потихоньку «ехала», как будто ее поместили в работающую стиральную машину, руки и ноги выкручивало во все стороны, мозги отказывались функционировать, и мутило так, как будто она съела протухшую рыбу. Все эти ощущения не давали уснуть. А крики Маринки из наблюдательной палаты: «Тетенька, тетя, я боюсь, боюсь, боюсь!» добивали окончательно.

Алекс, постанывая, долго крутилась на постели, то садилась, то вновь ложилась, продолжая «вертеться в центрифуге», пока, наконец, сон не одолел ее вконец.

— Доченька, — была глубокая ночь, когда ее начала теребить за плечо Ирина Авраменко, шизофреничка и клептоманка, — доченька, ты не бойся, войны не будет. Я с Гитлером договорилась.

— Оставь меня в покое, пожалуйста, — голова у Алекс болела и тошнило, как после пьянки, — Бог с ним, с Гитлером. Пусть что хочет, то и делает.

— Да ты что! — глаза Ирины округлились, — да зачем же надо наших детей убивать? Нет, я уже договорилась, Гитлер сказал: «Хорошо, Ирина, войны не будет».