Татьяна Иванова - На перепутье миров

— Доченька, не верь мужчинам, от них одно горе, одно горе, — прошептала она перед смертью дочери и навсегда закрыла глаза.

Девочка тогда ничего не поняла. После похорон, правда, слышала, как соседки шептались между собой:

— Это же надо, угробил женщину.

— Она и так была больна, сама бы скоро умерла, а он помог, сволочь, сделать ей это раньше, оставил дитя без матери…

И стала расти девчушка с человеком, которого все сторонились, боялись и презирали. Но, тем не менее, он был заботливым и любящим отцом. Готовил хорошо, наряжал девочку в красивые платья, водил в кино и читал на ночь умные книги. После смерти матери отец совершенно бросил пить и часто по вечерам стоя на коленях перед иконой, что-то тихонько бормотал…

Время до суда, да и сам суд прошли очень быстро. Алекс находилась в эти дни в непонятно-зацикленном состоянии. Проходил день, и она его тут же забывала, и каждый новый день был для нее словно первым днем в ее жизни. Иногда она уходила в беспамятство, и это длилось несколько дней. Порой мыслей не было никаких, желаний и аппетита тоже. А в другой раз ее мучили идеи преследования и галлюцинации…

«… Резко усилилось расстройство самосознания, появилось бредовое восприятие окружающего. Бред интерметаморфозы, присутствие автоматизмы, психомоторное возбуждение, субступор…» — эти непонятные заключения наблюдающих ее докторов ни о чем ей не говорили и совсем не давали повода для переживаний или, наоборот, для успокоения…

— В соответствии с ч. 1 ст. 101 Уголовного кодекса РФ приговаривается к принудительному лечению в психиатрическом стационаре… Подлежит обязательному периодическому освидетельствованию не реже одного раза в шесть месяцев … — вердикт был, впрочем, ожидаемым…

Алекс хорошо знала дорогу, по которой ее везли. Вот здесь, за этим поворотом, начнется лес, и покажется небольшой поселок. В окружении высоких сосен и дубов возникнут старые-старые здания, покрашенные желтой краской. Какой болван придумал красить психушки в этот тоскливый цвет? В целом, больничный поселок был похож на крохотное автономное государство, со своими «правителями», со своими законами и устоями. Здесь нашли приют не только корпуса психиатрической клиники, но и несколько двухэтажных жилых домов, были своя маленькая школа, магазин, почта и даже банк. Но жители этой маленькой «страны» отличались от тех, кто проживал в обычных городах или селах. Они были серьезны, суетливы, заметно напуганы и по виду очень напоминали своих умалишенных «соседей». Видимо, присутствие рядом специфического учреждения наложило отпечаток и на психику нормальных граждан.

Когда-то, в середине девятнадцатого века здесь обосновалась сторожевая крепость, и, наверное, дома в поселении имели совершенно другую окраску. Может быть, они были зелеными под цвет листвы, а, может, красные, под цвет крови. Этого уже никто не помнит. Но старожилы поселка рассказывают странную историю, связанную с этими постройками. Якобы в самом начале двадцатого века из подвала крепости при загадочных обстоятельствах исчез осужденный на казнь человек. Он был преступником, и его ждала виселица. Буквально накануне к нему наведался местный священник, принял последнюю исповедь. А утром за закрытой наглухо дверью мужчины не оказалось. Как будто его никогда там и не было. Искали долго, но так и не нашли. А таинственный подвал с тех пор прозвали Данилиным (по имени пропавшего) и сначала наглухо закрыли. Но с тех пор, как в шестидесятые годы двадцатого столетия здесь поместили психиатрическую клинику, подвал снова открыли, и теперь там находился склад постельного белья одного из отделений. Вообще-то, отделений в больнице тринадцать. В первом, втором, пятом, седьмом и двенадцатом лечат «благонадежных» больных: от депрессии, стрессов и других нервных расстройств. В этих отделениях свободный вход и выход, поэтому они называются открытыми. Там нет разделения на мужское и женское крыло, разнополые граждане проходят там лечение вместе. Третье и восьмое «лечит» наркоманов и алкоголиков. Остальные считаются закрытыми и строго разделены на мужскую и женскую половину. В них проходят лечение особо тяжелые душевнобольные и преступники, находящиеся на принудительном лечении. Двери в этих отделениях можно открыть только специальным ключом, который есть у всего обслуживающего персонала, но, естественно, отсутствует у больных людей. И это понятно: попробуй, доверь заветный ключик сумасшедшему вору, наркоторговцу или убийце — закончиться это может для кого-нибудь плачевно. Дверей в палатах и розеток на стенах нет, зато окна «украшают» огромные крепкие решетки.