Он помнил темную улицу и свое падение, страх, сковавший его израненное тело, которое вот-вот должны были изнасиловать… запах гладиолусов…
Его память совершила кривой прыжок, и он увидел Далата… в объятьях темноволосого омеги. Они страстно прижимались друг к другу и… Офиару стало мучительно обидно… он отогнал приносящие смятение мысли… он сбежал!
Точно! Он решил воспользоваться шансом и улизнул из особняка, но, кажется, упал с крыши… и вот он снова здесь… Должно быть его поймали и избили за побег… но зачем принесли в спальню?..
— Хватит прикидываться спящим, — раздался тонкий, ехидный голос.
Офиару тяжело открыл глаза.
«Прим. Кто же еще?»
— Думаешь, к тебе теперь будет особое отношение? — рассерженно поджимал он тонкие губы. Скрестив руки на груди, омега стоял у подножия кровати, прямо напротив, сверля его ненавистным взглядом.
— Думаешь, если хозяин трахнул тебя разок, так ты теперь сказочный принц?
Офиару застыл, и наверняка бы побледнел, если бы в его лице оставалась хоть одна единственная кровинка.
— Что смотришь? Нигде не болит? — в удивлении помотал он головой.
Болит… Везде болит… Каждая клеточка шумит страданием, унижением, горечью… Прим не врал, Офиару чувствовал там, внизу, острую резь, притаившуюся постыдным оскорблением не только телу, но и душе.
— Трахнули и трахнули, нечего делать такое лицо! Хозяин прекрасно…
— Прим, — в дверном проеме возник Сулла, неся в руках разнос, — прекрати.
— Что прекратить? — накинулся на него тот, словно фурия. — Подумаешь, натянули разок! Не хочу, чтобы жалкий раб тешил себя пустыми надеждами! — и он повернулся к Офиару. — Не ты первый, не ты последний.
— Прим, тебе лучше уйти, — твердо сказал Сулла, присаживаясь рядом с Офиару и протягивая ему неглубокую мисочку. — Если хозяин услышит, тебе не поздоровится.
— Да ему плевать на эту шваль! — орал он на весь дом, покраснев от злости и брызгая слюной. — Он никто! Жалкий, искалеченный раб! Дворняга! — его глаза вылезли из орбит как у сумасшедшего.
Сулла потихоньку вливал оставленное доктором снадобье в молчавшего омегу.
— Устроил побег и поплатится за это! Не удивлюсь, если тебя изобьют палками! А потом… потом, поставят тавро беглого! И пустят по кругу между охранниками!
— Прим! — впервые повысил голос Сулла.
— Оставь его, — пробормотал Офиару, — он прав… трахнули и трахнули…
— Нет, Офиару! В нем говорит злость. Хозяин к тебе совсем по-другому относится.
Офиару горько хмыкнул.
— Очнись, мой друг, ты видишь где-то метку?
Бета замер, все так же поддерживая омегу за плечи, тот почти ничего не весил. Офиару уставился в окно безжизненными, потускневшими глазами.
— Ты чувствуешь на мне его запах?
Сулла молчал, он сам никак не мог объяснить этот странный факт, хотя и был уверен в собственной правоте.
— О, а мальчонка умнее, чем кажется, — злорадно улыбаясь, подтвердил Прим.
— Я не могу этого объяснить, Офиару, но поверь мне — всё не так, как кажется.
— Именно так! — снова вмешался Прим, всплеснув руками. — Только такой идиот как ты, Сулла, не видишь очевидных вещей! Он просто подстилка, да и то неполноценная! Уродец! Искалеченное страшилище, как у хозяина вообще на тебя встал, нич…
Он не смог закончить, потому что резкий удар по лицу сшиб его с ног, и Прим отлетел в угол. Никто не заметил, как в комнате возник Далат.
— Хозяин!
— Вынеси этот мусор отсюда и прикажи наказать, — холодно проговорил альфа, — двадцать ударов плетью.
— Хозяин, пожалуйста! — кротко взмолился Сулла, падая перед Далатом на колени и растягиваясь во весь рост. — Он не переживет, он болен! Молю!
— Исполняй.
— Умоляю вас, пожалуйста! — слезно продолжал Сулла.
— ВОН! — сорвался на крик Далат, и все, кто были в комнате, вздрогнули.
Сулла, не смея поднять взгляд, подхватил забившегося в угол Прима под локоть и буквально выволок из комнаты.
Офиару не двигался и не смотрел в ненавистное лицо.
— Как ты?
Тишина.
Далат шумно выдохнул и подошел вплотную к Офиару. Он присел на кровать, где минуту назад примостился Сулла и, взяв омегу за подбородок, развернул его лицом к себе, не обращая внимания на слабое сопротивление.
Офиару уставился в отвратительно прекрасное лицо. Далат смотрел прямо, а омежка не мог никак взять в толк, как такое совершенное создание могло быть настолько жутким и мерзким. Он почувствовал, как к глазам подступают слезы. Офиару дернулся, не желая показывать слабости и собственного горя. Он отчаянно не хотел, чтобы этот альфа видел его таким ничтожным и уязвимым… после того, что он с ним сделал…
Читать дальше