Курций потратил около двадцати минут, пристегивая мои запястья к изголовью массивной кровати и проверяя, не нарушено ли кровообращение.
Я несколько раз потянул на себя руки, удостоверившись, что могу достать до лица и собственной груди, но не ниже. Хотя бы что-то. Ноги мы решили не привязывать, в этом не было необходимости, да и так я чувствовал себя комфортней. Мои враги удавились бы, узнав, что у них была отличная возможность убить меня, привязанного к собственной постели!
Офиару рядом тихонько кряхтел во сне, что-то происходило в его беспокойных сновидениях, он хмурился и бубнил нечленораздельные слова.
— Всё, — закончил с ремнями доктор, игнорируя мои нетерпеливые взгляды в сторону омеги, также как и стояк, колом торчавший вверх вот уже какое-то время.
— Он скоро проснется?
— Да, потерпите немного, и если что, зовите, я неподалеку.
* * *
Я уже ненавидел этого врачевателя! Прошло около получаса, а Офиару так и не приходил в себя. Зато во сне он придвинулся ближе и, уткнувшись носом мне в бок, где-то у поясницы, засопел спокойней.
Чертов доктор! И что мне было делать?! От злости я был готов порвать ремни, но каждый раз кидая взгляд на маленькое чудо, укрытое по пояс и соблазнительно демонстрирующее обнаженное плечико и лопатку… с огромной гематомой, я вспоминал об ответственности и повторял разность масс, которая могла покалечить омежку… Разность масс, разность масс…
О, боги, как же он соблазнительно дышал мне в бок!
Чувствуя себя полным извращенцем, я подтянулся повыше и повернулся к омеге так, что мой член уперся ему в щеку. От этого зрелища хотелось выть.
Подергав носиком, омега затрепетал светлыми ресницами и распахнул глаза. Его взгляд был затуманен, и он абсолютно не понимал, что с ним происходит.
— Далат? — тихо спросил он, поднимая взгляд выше.
— Да, зайка, это я.
Попытавшись приподняться на локоть, он охнул, и его тонкие черты перекосила судорога боли.
— Что происходит?
— Ничего, зайка, мы отдыхаем, — тот факт, что мой стояк почти упирался в его лицо, в его приоткрытые губы, выкручивал разум. — Как ты себя чувствуешь?
Омега растеряно глядел вокруг.
— Плохо. Где я?
— Дома. В особняке. А что у тебя болит?
— Всё… живот болит… и внизу ноет, — рассказывал омежка словно в опьянении, доктор предупреждал, что так будет от успокоительного и обезболивающего. Омега растеряно водил глазами вокруг, но так и не смог сфокусироваться.
А потом Офиару повел себя странно. Он отвлекся и стал принюхиваться, смешно порхая маленькими ноздрями и… глядя на мой член…
Я затих, боясь спугнуть малыша, и дал парню около минуты. Подвиг достойный Геракла.
— Хочешь его? — осторожно спросил я.
Омега не отвечал, но всё также завороженно глядел на огромных размеров «инструмент».
Его щеки порозовели.
— Да. Хочу.
— Возьми его, зайка. Потрогай, он не кусается.
Офиару помедлил, но осторожно вытянул руку и коснулся пальчиками головки. Чего мне только стоило не двинуться с места…
— Не бойся, потрогай ещё.
И омежка стал аккуратно ощупывать ствол, неуверенно сжимая кулачок, словно проверяя то, что видят его глаза. Фаллос в его руке напрягся, и от возбуждения на кончике выступила смазка. Офиару, поднял взгляд на меня и, получив кивок, тронул ее указательным пальцем, понюхал… и положил пальчик в рот. А потом сжал бедра и заерзал.
«Оооо боги! За что?!!»
— Можешь… попробовать языком, — борясь с сухостью во рту, прохрипел я.
Мордочка Офиару приблизилась ближе к моему члену и он, высунув розовый язычок, лизнул головку, неторопливо убирая смазку. Я глубоко вдохнул, считая про себя омег и пытаясь успокоиться.
— Еще хочу, — по-детски потребовало мое сокровище.
— Если поласкаешь его немного ротиком, получишь.
— А тебе не будет больно?
— Нет.
«Хорошо, что я привязан. Доктор, спасибо».
Мой мальчик нерешительно пододвинулся ближе и неловкими движениями стал водить языком вдоль ствола. Каждое его прикосновение, словно касание лепестка, заводило еще сильнее, не принося удовлетворения, но дразня притаившееся в ремнях чудище.
— Возьми его в ротик, солнышко, — дрожащим от возбуждения голосом попросил я.
И он послушал, погрузив конец моего члена во влажный плен. Я выпустил протяжный вздох. А маленький негодник, заинтересовавшись моей реакцией, продолжил гладить шелковую поверхность своим непослушным язычком, не отрывая взгляд от моего лица.
Читать дальше