Я не торопил его, хотя только богам известно, как громыхало от вожделения сердце… Решившись, он поднялся на коленках и, взяв его в руку, направил туда… Я перестал дышать, когда мой член уперся в тело омежки, в крохотную окружность, что не раскрывалась еще ни для одного самца. Именно это колечко я жаждал натянуть на свой «палец».
— Расслабься, зайка, — шепотом выдыхал я, справляясь с напряжением из последних сил. — Сперва будет немного больно. А потом тебе очень понравится…
Офиару приоткрыл ротик и, вдохнув, стал опускаться. И я почувствовал горячую узость ануса омеги и тугое давление никем не тронутых до меня мышц. Теплое, скользкое, девственное тело осторожно натягивалось на мой подрагивающий кол.
Я зарычал, не в силах терпеть сладкую муку, и поднял ягодицы, насаживая мальчишку глубже.
— Ааааа, — он замер напрягшись, упираясь кулачками мне в живот, пригвождённый, словно прекрасная бабочка на моем фаллосе.
— Все хорошо, зайка, потерпи, сейчас отпустит, — тихо бормотал я, стараясь успокоиться.
Парень пах просто неописуемо, хотелось подмять его под себя и вбить его крошечную попку в кровать, заставить его задыхаться, кричать, просить еще, раздирая мне спину… и рвать, о, рвать его прекрасное тело на части…
«Спокойно, спокойно, Далат».
— Не заходи глубже, малыш, подвигайся немного так, — выдавил я, облизав высохшие губы.
Офиару приподнялся и снова легонько опустился, прислушиваясь к болезненным ощущениям. Я наслаждался каждым сантиметром плоти, что неловко опускалась на мой изнывающий член. Его аккуратный пенис налился кровью и, натягивая кожу, торчал вверх. Радовало, что не одному мне мучительно хотелось траха, даже если моя пара не совсем понимала, чего хочет, и что нужно делать.
Но вот, кажется, омежка вошел во вкус и его движения приобрели свой ритм, оглаживая узкими стеночками мое естество.
— Глубже, малыш, давай мой хороший.
И он опускался ниже, послушный зайчик вбирал уже половину моего достоинства и его лицо украшали отнюдь не судороги боли. Я читал на лице своей невинной пары первые спазмы наслаждения, первые чувственные удовольствия, что он получал от меня.
— Да, давай, зайчик, смелее! Не бойся!
Офиару опустился еще на пару сантиметров, вскрикнув. Он опирался руками, активно работая попкой… Что за чудесное зрелище… хочу смотреть на это вечно… но сил больше нет… Боги, простите меня!
По-животному резко, во всю длину, я врезался бедрами вверх, встряхнув маленькое тело и заставив его визжать и сжиматься от боли. Я врывался в тело мальчишки до конца, до основания пронизывая его, как того требовали инстинкты. Руки мне были не нужны…
Он схватился за мое тело сильнее, пытаясь удержаться и жмурясь от той пытки, что я решил завершить… и все же с последним моим толчком, когда я почувствовал, что близок, из его пениса брызнула тонкая белая струйка, упав мне на грудь и разливаясь головокружительным, умопомрачительным ароматом. Стеночки сжали мой член, и я… боже… перевернулся на бок, сбрасывая с себя парня и брызгая ему на лицо.
«Что… что это было…»
Я глубоко дышал, мысли путались, это была эйфория, уносившая меня на седьмое небо… рядом, вспотев, как и я, пытался восстановить дыхание мой драгоценный омежка, моё сокровище, мой смысл жизни…
— Иди ко мне, зайка, — еле слышно, на выдохе…
И мой послушный мальчик подполз ближе, доверчиво прижимаясь и пряча мордашку.
Я не беспокоил его больше, и уже через пару минут его ровное дыхание подсказало, что мальчишка уснул.
* * *
— Доктор, — тихо позвал я врача, немного обождав, и тот, появившись из-за угла, помог мне освободиться от ремней.
Я обмылся сам и вытер влажным полотенцем моего мальчика, стирая следы нашей страсти. Сам осмотрел его везде, заметив на бедрах кровь — я все же порвал его слегка, в чем с неохотой признался доктору.
Курций не стал меня отчитывать, словно малолетнего, а просто всучил мазь. Смазывая желанное колечко, я осторожно ввел ему палец.
Доктор прав, я абсолютно себя не контролирую…
Мой омега зашевелился и соблазнительно изогнулся, выпячивая попку, в воздухе запахло свежей смазкой.
— Привязывайте, — поторопил я врача, не представляя, как переживу эту пытку вновь, но все же понимая, что если бы не доктор, парень вряд ли бы очухался так скоро, прося у меня новых ласк…
Очнувшись уже в знакомой кровати, в светлой хозяйской комнате, Офиару не мог пошевелиться. Ему казалось, что на нем не осталось ни одного живого места. Омега так и лежал, не размыкая век и не двигаясь. Тело наполняла странная тяжесть, мышцы ныли от одной мысли о движении, не было сил повернуть голову, только медленно втягивать воздух, поднимая грудную клетку.
Читать дальше