Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

…Он до сих пор обитает в вольере. Плешивый, жирный, совсем седой, но еще грозный на вид самец. Лениво раскачивается на шине, греется на солнышке, сквозь полуприкрытые веки наблюдает за потоком любопытных людей. И порой донимает директора философским вопросом — куда он, Улугбек попадет после смерти? В человеческий рай с ангелами и арфами Pan troglodytes не берут, тем более некрещеных. На высокую радугу уходят терпеливые неразумные звериные души. А в аду и без шимпанзе тесно. Постаревший директор выслушивает сетования друга, подсовывает ему нового Пратчетта или Мартина, угощает спелой малиной и незаметно пожимает плечами. Он понятия не имеет, попадают ли в рай умные обезьяны.

Мышиный опоссум Бассомпьер Дюбуа он же Барсик являлся существом робким и незаметным. Размером он не особо превосходил крупную крысу и хотя выглядел куда симпатичнее, не торопился показываться публике. Питался сочными фруктами и мучными червями, никогда не капризничал, никогда не кусал служителя Петеньку, хотя тот отличался небрежностью и порой запаздывал с ужином. В полнолуние верещал и поскрипывал на сияющий диск, но стоило сторожу Палычу погрозить веником или рявкнуть что-нибудь угрожающее, как малыш падал на спину и прикидывался мертвым.

Как и все опоссумы Барсик плохо видел. Зато его развесистые уши-локаторы слышали тончайший писк комара, длинный розовый язычок ощущал малейшие оттенки вкуса, узкий нос втягивал едва заметные следы запахов, а цепкие лапки и белые волоски-вибриссы улавливали каждое колебание. Умница Барсик с закрытыми глазами опознавал, прогуливается ли мимо клетки легконогая практикантка Липочка, пришаркивает ли окончательно постаревший Рувим Есич, торопится ли решить вопрос менеджер Вячеслав. В настроении ли нынче слон Ганеша, не болит ли живот у мамонта Васи, привезли ли в грузовике недельный запас провизии, нового зверя или мешок картошки и извинения с базы. Свои соображения Барсик оставлял при себе.

Жизнь опоссума текла мирно. Зимой вместе с другими теплолюбивыми насекомоядными его держали в сумрачном и тесноватом павильоне, куда неохотно заглядывали посетители. Он конечно мог бы открыть клетку, как летяги или валлаби, и прогуляться по помещению, но не видел смысла слоняться по холодному полу и кашлять потом, как любители променада. Летом опоссума переселяли в вольер, затянутый сеткой, что давало восхитительную добавку к меню — медлительных комаров и пестрых бабочек. Звуков и запахов становилось намного больше. Барсик оживлялся, охотней лазал и сидел высоко на бревне, поводя в разные стороны чутким носом. Даже собственный враг не слишком пугал его.

Безымянная полосатая бродячая кошка с хищным взглядом частенько подходила к клетке, принюхивалась к здоровенной жирной «крысе», демонстративно потягивалась и облизывалась. Ей ужасно хотелось отведать интересно пахнущую добычу, но замок не поддавался когтистым лапам — это вам не ловкие пальчики. Торжествующий Барсик залезал повыше, дыбил шерсть, грозно хлестал хвостом, скалился и гнусаво орал, ощущая себя в полной безопасности. Пару раз случалось, что Петенька забывал запереть вольер, но опоссум не дремал. И, покрасовавшись у клетки, безымянная кошка уходила на поиски не столь экзотической, зато доступной добычи.

Друзей у Барсика не появилось. Единственное существо, с которым он соглашался общаться — добросердечная Липочка — появлялась у клетки довольно редко и ни разу не захватила с собой ни кузнечика, ни червячка, коих боялась до ужаса. Зато она умела правильно держать на руках капризного зверя, не задевая ни вибрисс ни чувствительного хвоста, приятнейшим образом гладила по спине и загривку, почесывала нежные уши. И никогда не переходила границу, за которой ласка обращалась в неуместную фамильярность. А Барсик ни разу не огрызнулся на девушку. Он прижимался к худенькому плечу, урчал, жмурился и неловко терся острой мордочкой о душистую щеку Липочки.

В остальном мало кто в зоопарке жил спокойнее, чем опоссум. Его маленького мозга не хватало на философские размышления, Барсик ел, спал, умывался, лениво наблюдал за людьми и зверями, ловил ночных насекомых и с хрустом разгрызал вездесущих июльских слизняков. Зоопарковая жизнь более чем устраивала зверька, он не жаждал перемен и не искал их.

Первый толчок земли не особенно напугал опоссума. Ничего не произошло по большому счету — волна погасла в толще почвы, едва заметно вздрогнула вода в миске, легчайший шорох сдвинул песчинки. Мало кто кроме Барсика вообще ощутил это. И никто, включая опоссума, не придал значения колыханию тверди.