Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

Свобода опьяняла и радовала. Время близилось к октябрю, парк ломился от вкусных вещей — тающие во рту мячики хурмы, гулкие шарики грецких орехов, упоительные гранаты! Еду требовалось добыть, сорвать, очистить и с упоением сжевать, не заботясь о чистоте губ и пальцев. Вволю налакомившись, Улугбек сделал гнездо в развилке платана и сладко выспался. Затем пообедал еще раз, накувыркался на ветках, извалялся в глубокой луже, перепачкал штаны и выбросил их подальше. Добрался до пустого гнезда певчей птахи, пошвырял вниз скорлупки, сунул руку в дупло и с визгом отдернул — злая, злая оса. Пару раз шимпанзе слышал знакомые голоса, но молчал — ищите-ищите, ни за что не вернусь!

День прошел в играх и приключениях. К вечеру задул ветер, набежали грузные облака, у горизонта сверкнула молния. Улугбек испугался. Переплетение темных крон угнетало, заунывное уханье сов вызвало дрожь, запахи трав и листьев сделались тяжкими. Казалось, еще минута и из мрака хищной молнией возникнет леопард, явится тигр с горящими глазами или охотник с сетями. Мама! Мама! Спрыгнув с дерева, Улугбек вприпрыжку помчался наугад по аллеям. Он сумел отыскать выход из парка и узнал идущую в гору асфальтовую дорогу — там у самой вершины сгрудились серые здания питомника. Ворота оказались закрыты, пришлось перебираться через забор.

Ни вивария, ни лабораторий шимпанзе раньше не видел. Перед ним тянулись ряды мрачных клеток, в которых тяжело дышали, стонали и хныкали разношерстные обитатели. Фонари кое-как освещали аллею, то одна то другая обезьяна приближалась к решетке, трясла прутья, бормотала невнятное. У одних зверей оказались обриты головы, на теле виднелись шрамы, другие выглядели истощенными и больными. Узкомордых, похожих на собак павианов и длиннохвостых мартышек Улугбек видел по телевизору в «Мире животных». А вот троица крупных бесхвостых существ вызывала иные чувства.

Широкие плечи, короткие ноги, внимательные глаза под надбровными дугами, подвижные губы, бурая шерсть — точь-в-точь отражение в зеркале. Увидав Улугбека обезьяны заухали, загримасничали, приветствуя сородича. Толстопалая черная ладонь, просунутая сквозь решетку, выглядела точно так же как его собственная рука. И пахло от кожи сеном и апельсинами. И негромкое ворчание показалось родным и ласковым… вот только Улугбек не понимал ни звука, он не знал обезьяньего языка. Шимпанзе всхлипнул, заколотил по земле ладонями, запрыгал, мотаясь всем длинным телом. Нет! Нет! Я мальчик, я умею читать, я пойду в школу… Теплая черная ладонь осталась единственной опорой в обрушившемся мире, Улугбек ухватился за пальцы сородича, словно малыш, и до утра просидел подле клетки. Там его и нашли.

Встревоженная Алла Петровна бросилась распекать воспитанника — зачем убежал на ночь, хорошие мальчики так себя не ведут, нельзя расстраивать маму. Она не сразу поняла, что шимпанзе игнорирует упреки. Сутулый взъерошенный Улугбек неожиданно оскалил зубы:

— Обман. Плохая. Грязная плохая помойка. Нет мальчик. Нет мама. Иди вон.

У Аллы Петровны хватило неосторожности приблизиться к воспитаннику — то ли чтобы обнять, то ли чтобы закатить оплеуху. Бедной женщине пришлось накладывать швы в травмпункте. Разбушевавшегося Улугбека накрыли сеткой и бросили в тесный вольер, думать о своем поведении. Ведешь себя как зверь — живи как зверь. Быть обезьяной шимпанзе не понравилось.

Ему не дали ни горшка, ни одеял, ни одежды. Уединиться в вольере не представлялось возможным, приходилось есть, спать и справлять нужду на глазах посторонних. От холодного кафельного пола потрескалась нежная кожа между пальцами, заныли суставы. Овсяная кашица с очистками овощей совершенно не походила на домашние кушанья. С шимпанзе не разговаривали и не играли. Только Алла Петровна пару раз приходила, тщетно надеясь усовестить воспитанника, да Веруша заглянула, принесла шоколадку и тряпичного зайца. Потом приматолог перевелась на Псковщину — там стартовал эксперимент по адаптации обезьян к условиям русского леса. А Улугбек остался. И твердо решил для себя — лучше сдохнуть, чем одичать.

Упрямец отказывался общаться со служителями и участвовать в опытах. Если еда оказывалась несвежей — преспокойно переворачивал миску, если вольер долго не чистили — швырялся в людей мусором, при попытках взять кровь или сделать укол сопротивлялся как лев. Голодовка и брань не усмиряли четвероногого борца с режимом, применять жесткие меры к ценной обезьяне не рискнули. Проходи в питомнике эксперимент по финальной проверке новых антибиотиков или вакцин, история мятежного шимпанзе завершилась бы очень быстро. Однако актуальные опыты ограничивались мартышками. А Улугбека посадили в клетку и увезли через полстраны — пусть приносит хоть какую-то пользу. Так бунтарь попал в зоопарк.