— Я отойду… разведаю, что там. Помогите спуститься остальным, следите, чтобы они приземлялись на сухое.
Они сидели шагах в пятнадцати, двое, в долгополых серых куртках орденской хват-команды… один как раз начал открывать рот, одновременно поднимаясь с низкой скамьи… и метательный нож срывается с пальцев, затыкая неродившийся крик. Второй был умней — замер с поднятыми руками, обшаривая взглядом лица нападавших…
— Ваша вышность… не надо… я… я помогу вам… вашего отца…
— Где он?
— Так… я покажу… я… — и вдруг, не опуская рук, метнулся к стене, всем телом ударяя в окованную железом дверь. По ней и сполз, хрипя и корчась.
Кажется, времени не осталось.
Несколько пушинок Тир ждал, с колотящимся сердцем, не сводя глаз с двери. Она была открыта, из щелки сочился мягкий желтый свет, и стоит только кому-то выглянуть, тревоги не миновать.
Все-таки стоит подождать остальных, слишком опасно…
— А вы не находите, что нетерпение в божьих наставлениях не зря именуется грехом? — очень кстати послышалось из-за двери, и Тир прикипел к месту. Говорил отец. — По крайней мере, меня так уверял отче Дисок… К сожалению, про жадность он ничего не говорил, но вы не откажетесь меня просветить на этот счет? Считать ли это естественное человеческое качество пороком?
Глухой непонятный звук, короткий стон, лязг железа… несколько жутких пушинок тишины. И снова голос отца, более тихий… прерывистый…
— Наглядная… иллюстрация… к пословице о плодах… терпения… Не боитесь остаться… без добычи, если я… умру?..
— Герцогиня останется!
Дальше Тир ждать не стал. Дверь отлетела, стукнувшись о камень.
Его жизненный путь и особенности характера можно было проследить по цепочке сменяющихся прозвищ. Колючка, Плющевец (ядовитый плющ из земель саюри), Голова, Гадюка, и, наконец, Антобордо (крупная, смертоносная змея с Золотого архипелага). А прозвища не имена, даром не даются. Поименованный Антобордо был отчасти даже польщен такой своей репутацией, особенно после того как повидал оригинал… Это не помешало ему сжить со света неосторожного собрата, имевшего наглость разбрасываться прозвищами, глупого купца, подарившего ему эту самую змеюку, да и сам оригинал — репутацию надо подтверждать, знаете ли…
Но тем не менее сравнение не с кем-нибудь, а с этой хищно-ядовитой красавицей было ему по нраву — настолько, что он даже соизволил слегка поменять кое-что в своих манерах для пущего сходства.
Поэтому отче Дисок славился (среди прочих своих отличий) вкрадчивостью движений и мягким скользящим шагом, почти неслышным. А еще негромким голосом с едва выраженными шипящими нотами… голосом, который он никогда (никогда!) не повышал. И далеко не все понимали, что мягких и доброжелательных речей благостного отче стоит бояться куда больше, чем того же Мустафира (между своими — Бесноватого или Злишанутого). Даже те, кого сначала рядовой отче, а потом Проводник Дисок устранял со своего пути, до последнего не подозревали, что к их бедам приложил руку именно этот скромный собрат… а кое-кто и сейчас не поверит… то есть не поверил бы, даже если воскресить и раскрыть правду. И Дисока это устраивало как нельзя лучше. Михел, к примеру, когда умирал… какое удивленное у него было лицо! А ведь последние лет двадцать этот маг-перевертыш всерьез опасался за свою жизнь — дурные идеи о том, что все должны быть благодарны за новый мир и светлое будущее, уже повыветрились. Старик даже из дворца выбираться перестал. И, когда изредка все же решился принимать кого-то у себя, то состав охраны превышал все разумные пределы, порой в зале дышать было нечем…
И все же, при своей подозрительности, Дисока он сам назначил Проводником… сам же потом и к себе подпустил, отозвавшись на просьбу поговорить наедине. По старой памяти, видимо. Помнит еще советы своего «друга, который всегда его понимает». Не знал, какое у его «понимающего друга» прозвище… или не догадывался, что змея предпочитает жалить наверняка?
Да, он немало сил вложил в то, чтобы его власть казалась основанной не на страхе, а на разумности и уважении… почти любви, можно сказать. Например, он никогда не карал пришедших с дурными вестями. Сразу не карал. Те, кто являлся к нему с докладами и сообщениями, уходили в целости и сохранности. Проводник, а позже и Провозвестник внимательно выслушивал своих «чад» и порой даже ободрял их кратким: «В том нет твоей вины, божий слуга». И ободренные, те часто выкладывали и то, чего не собирались — как не отозваться на ласковое слово? Кое-кому перепадали даже награды… например, рядовик Михай Птица, один из бесславно штурмовавших драконье убежище, был немало удивлен, получив на руки увесистый мешочек с серебром. Как же так, он ведь струсил, струсил оттого и в живых остался. А тут не только за трусость не казнят, а еще и платят! В благодарность он выложил не только, что знал и о чем догадывался, но и пересказал мельчайшие детали ночного боя, существенно обогатив пищу для размышлений. И почему бы не наградить такое старательное чадо? Все равно спустя недели три… или четыре… в крайнем случае, через луну мешочек с серебром вернется в казну, тихо и незаметно. А если на нем вдруг окажется пара пятен крови, так в орденской прачечной хорошо умеют выводить кровь…
Читать дальше