Дарья Беляева - Аркадия [СИ]

— А ты ее любишь.

— Любил.

Он смотрел на меня, и я не знала, что еще сказать. Мы впервые разговаривали так, что я начинала понимать, что Аксель за человек. Мы разговаривали, как люди, которые хотят друг друга узнать. Он сказал:

— Не бойся, они все оживут, и мы умрем вместе.

— Слабое утешение.

— Разве? Я думал, всегда приятно умереть с кем-то, вроде ты не один такой неудачник.

— Аксель!

А потом он снова поцеловал меня. Поцелуй вышел ласковым, очень мягким, я и не думала, что Аксель способен на такую нежность. В этот момент я услышала, почти пожалев о торжестве жизни над смертью, голос Астрид:

— Твою мать! Противно-то как!

— Делия, дорогая, есть вещи хуже, чем герпес. Несмываемый позор, например. Несмываемый позор не намажешь ацикловиром.

— Заткнись, Адриан! — сказал Герхард. — Это любовь.

— Вам что менее интересно, что мы умерли и воскресли, чем то, что Акселя не послала Делия?

Я засмеялась, отстранившись. Они поднимались на ноги, Герхард тряхнул головой, как после сна. И хотя рубашка его все еще была в крови, никакой раны больше не было. Адриан потирал затылок:

— Больно, но терпимо.

— Меня чуть не убила какая-то тератома! — завопила Астрид. Но в ее голосе было намного больше торжества, чем злости. Хорошо снова быть.

Я ощущала единство со всеми ними и даже Аксель ощущал, мы кинулись друг друга обнимать. Вообще-то — не самое удобное мероприятие. Все время чьи-то руки метят тебе в глаз, тебя неловко сгребают, твой нос утыкается в чью-то подмышку. Мало приятного — обниматься с шестью людьми одновременно, каждый из которых хочет тебя обнять.

И Акселя тоже хотели обнять, и он хотел обниматься. А ведь они даже не знали, что это Аксель нас спас. Аксель, впрочем, не был бы собой, если бы тут же не упомянул об этом.

— Кстати, я убил Неблагого Короля. А вот — Благой.

— Я его даже не заметила!

— Стоит так тихонько!

— Я…

— Никому не интересно, Аксель!

А потом очередной удар грома ворвался в мою черепную коробку, захотелось зажать уши. Я запрокинула голову и увидела, что с неба одна за другой падают звезды. Резко, едва не сбросив нас всех, просела скала.

— Ты можешь отправить нас домой? — взмолилась я.

Благой Король с совершенно спокойным видом обернулся к нам. Небо позади него слезало клоками, оставляя не черноту, но пустоту, окончательное ничто — вроде такого же цвета, однако намного более магнетическая и страшная субстанция.

— Я верну вас домой, непременно.

— И меня? — спросил Аксель. И вместе с сарказмом, я услышала в его голосе надежду. Я не знала, получиться ли у нас с ним хоть что-то, он мне даже не нравился еще пару суток назад. Но я хотела попробовать. Я взяла его за руку и крепко сжала пальцы.

— И тебя, — спокойно сказал Благой Король. — Всех вас. А что по-вашему будет с этим миром?

— Он разрушится, — сказал Герхард. — И наш увянет.

— Правильно. Он умрет. А затем, не сразу, но в перспективе, увянет и ваш мир.

— А в какой именно перспективе, простите? — спросил Адриан.

— Ты заметишь разницу уже через пару недель. Но есть выход. Кто-то должен занять его место. Смерть не может не существовать. Аксель, покажи сердце Неблагого Короля.

Аксель вытянул руку. Черви извивались, но уже медленнее. Могло ли вообще сердце смерти умереть? Сердце тьмы.

— Кто-то должен стать им, — сказал Благой Король. Он ничего не предлагал, просто информировал о том, что имеется и такая возможность. — И остаться здесь навсегда. Или почти навсегда.

— Точно, нашу с Адрианом мамку он же как-то сделал.

А потом все замолчали. Каждый думал о ценности собственной жизни и ценности чужих. Я пыталась найти свое место среди будущего ученого — Констанции и Адриана, который обещал позвонить сотне шведских девушек.

Я не хотела отпускать Акселя. Он столько не видел, и мне неожиданно для меня самой захотелось многое ему показать. Астрид не стала бы разлучаться с Адрианом.

Я взглянула на небо, чтобы не смотреть на всех остальных, решавших свои дилеммы. На небе больше не было ни одной звезды. Становилось очень-очень холодно. А ведь это мог быть и никто из нас. Можно уйти и смотреть, как гибнет мир.

Благой Король не торопил нас. Он стоял у трупа своего брата, и я снова удивилась, до чего они похожи.

Наконец, Герхард сказал:

— Давайте это буду я. Я учился в коррекционной школе, вряд ли я стану ученым или врачом, вряд ли у меня будет семья. В общем, я точно менее полезный, чем все.

Я засмеялась, не потому что мне хотелось, чтобы ему было обидно — наоборот. Герхард спасал нас, Герхард старался утешить нас, Герхард был с нами честным и никогда, никого не обижал.