Дарья Беляева - Аркадия [СИ]

Только вот детскость и нелепость алтаря придавали ему пугающий вид. На нем лежала Констанция.

Ее голова была запрокинута, она тоже была без сознания, тело казалось совсем маленьким, незначительным на фоне протяженного алтаря. Жадина стоял над ней и вливал ей в рот кровь из мехового подобия фляги, испачканного и влажного. И я подумала, сложно сказать, почему, что они уже отравили Герхарда, что он не без сознания, как я сначала совершенно автоматически подумала, а мертв.

А теперь они травят Констанцию, и она умирает. Словно в доказательство моим словам ее неподвижное тело прошила легкая дрожь. Видимо, не только меня посетила эта ужасная догадка. Я и не думала, что одна мысль о смерти Герхарда и Констанции вызовет у меня столько ужаса, но я словно не могла сдвинуться с места.

Астрид крикнула:

— Не смей их тронуть!

И, в принципе, от этих слов было бы мало толку, но Астрид кое-что громко добавила, так что услышали точно все. Наверное, где-то на пути к нам убивался Аксель, мечтавший об этой минуте.

— Я вызываю тебя на бой!

И если раньше вокруг то и дело доносились обрывки чьих-то коротких разговоров, то теперь все захлестнул только треск многочисленных костров, показавшийся мне очень и очень громким.

Жадина поднял голову, посмотрел на Астрид. У него были покрасневшие, выглядевшие розовыми под отсветом костра белки глаз. Бледные губы задвигались будто бы в усмешке, под которой не скрывалось зубов. В этот момент он был особенно страшным, еще страшнее, чем когда скидывал свои бесформенные одеяния.

Потерянные замерли, и даже шепот их смолк. Я обернулась на Астрид, и никто меня не остановил. Она стояла прямо, глаза ее были совершенно злыми, такой злости я прежде ни в одном человеке не видела, эта злость даже будто бы делала жарче костры, которые цвели вокруг.

— Нет-нет-нет, разумеется, она не подумала, что говорит, — начал было Аксель, но Жадина сказал, перебив его с варварской властностью, будто слова Акселя для него совершенно ничего не значили.

— Вызов принят. Выходи.

Потерянные вокруг начали раскачиваться, будто все мы были на концерте и заиграла хитовая песня, ради которой все и пришли.

— Астрид, не смей! — крикнул Аксель. Может он даже волновался. Адриан, наверное, волновался больше, однако он знал, что отговаривать Астрид бесполезно. Она растолкала мерно раскачивавшихся Потерянных, которые теперь не останавливали ее и даже не смотрели на нее. Они вообще не отвлекались от своего занятия, и их движения были такими синхронными, будто разум у них был один на всех, как у пчел в ульях и муравьях в муравейниках.

Я снова посмотрела на залитую кровью Констанцию. Я не понимала, это ее кровь или может быть кровь, которой ее поили. Мне стало грустно, и я впервые поняла, почему взрослым не нравится, что я гот.

Потому что смерть это не круто, и они не хотят о ней помнить.

Потому что это последняя Констанция, которую я увижу, других не будет. Не будет Констанции, которая смеется и которая ругается, и Констанции, которая расчесывает волосы. Не будет Констанции, которая сцепляет пальцы и расцепляет их снова и снова, как только задумывается. Никакой другой Констанции больше не будет. А может и никакого Герхарда. Так вот все просто. И никаких черепов, крестов и черной помады не нужно будет, чтобы никогда об этом не забывать.

Я по-настоящему поняла, что такое смерть. И что за драгоценные камни приносят мои монстры. Мне не понравилась эта мысль. Впервые этот сказочный мир стал казаться мне не жутким, не волшебным, а по-настоящему страшным.

И меня окружала сотня по-настоящему мертвых людей.

Ветер стал пронизывающим до костей, и я испугалась, что Буря уже рядом.

Астрид открыла ворота едва ли не пинком. Жадина оставался неподвижным, будто был картинкой, которую кто-то приклеил в этот ночной пейзаж, а волосы Астрид развевались от ветра и были похожи на локоны костра.

— Чего ты хочешь? — спросил Жадина. Голос его был спокойным, и даже сипение, вырывавшееся из его глотки не казалось таким болезненным. Они стояли друг напротив друга, принцесса и вождь.

Астрид сказала:

— Отпусти нас. Я не хочу забрать твое племя или вроде того.

— Ты можешь загадать все, и я выполню это. Ты хочешь, чтобы я просто отпустил вас?

— Еще я хочу переодеться и поесть. И чтобы нога не болела.

Да, подумала я, Астрид можно доверять. Самое главное она упомянула. А потом мой взгляд наткнулся на бледного Герхарда, и я почувствовала стыд за то, что думаю о еде. Я была бесчувственной и одновременно не по-своему стыдливой.