Дарья Беляева - Дурак [СИ]

— Марциан, я никуда не ухожу!

То есть, как она никуда не уходит? Она что пропустила свой самолет из-за меня?

— Тебе что негде жить?

— Да, Марциан, мне негде жить, — говорит она. — Я — Ниса.

— Приятно познакомиться, — отвечаю я. А потом открываю глаза и все вспоминаю. Это Ниса, у нас не было секса, она холодная, как камушек и теперь ее жизнь зависит от меня.

С такими вещами, как личное пространство она в Парфии, кажется, не знакомилась. Ниса лежит практически на мне, заглядывает в лицо, наклонившись ко мне так близко, что два ее желтых глаза кажутся жутковато огромными, а разница между шириной ее двух зрачков становится очевидной.

— Ты серьезно сын императора?!

Я с утра не очень хорошо соображаю, особенно у меня не получается понять, чего Ниса от меня хочет. Я говорю:

— И императрицы.

Ну, если ей вдруг нужны подробности.

— Ничего себе! Мой донатор — сын самого императора! Вот это да! Отец с матерью с ума сойдут!

— Ты про ту лесбийскую пару из-за которой мы спим в одной кровати?

Она смеется, теперь голос у нее становится веселым, пусть и ненадолго.

— А спросонья ты язва.

— Сколько сейчас времени?

— На вашем языке правильно спрашивать, который сейчас час.

На вопрос она не отвечает, поэтому мне приходится искать под подушкой телефон. Ниса, наконец, приподнимается, прохаживается по кровати. На ней только моя майка, доходящая до середины ее тощих бедер. И когда она ходит босыми ногами по кровати, майка тоже приходит в движение. Я снова закрываю глаза, а Ниса продолжает расхаживать мимо меня.

— Я пока не голодная. Но я не знаю, когда захочу есть. Это у всех по-разному. Так что я буду пока везде за тобой следовать.

Она даже не спрашивает, не против ли я. Хорошо, что я не против.

— Слушай, а что я получаю оттого, что я твой донатор?

— О, ты такой же жадный, как все в вашей Империи? — она ненадолго замолкает, а потом говорит. — Ничего. Если честно. Я могла бы соврать, но мне лень, кроме того я хочу быть с тобой честной.

Я думаю, что в Парфии определенно какие-то другие отношения между мужчинами и женщинами. Ниса меня совершенно не стесняется.

— Может ты оденешься? — спрашиваю я. Наконец, открываю глаза. Она стоит на кровати, ее острые коленки, кажется, отчаянно натягивают бледную, как бумага кожу. Раны на шее не видно, но я знаю, что она там есть. В темноте ее глаза блестят, как у кошки, готовящейся к прыжку. В ней есть что-то такое раскованное, что вроде как даже не про то, что мы с ней в одной постели и можем друг друга хотеть — она просто ничего не стесняется.

— В смысле? Тут вроде не холодно.

Мне не хочется ей ничего объяснять, поэтому я ухожу в душ. Она говорит мне вслед:

— Марциан, а куда мы сегодня пойдем? Ты покажешь мне ваш Город, Марциан? Почему ваш город называется Город? Что за бред вообще?

— Потому что уже никто не помнит его настоящего названия. Раньше его называли Рим, но это название местности, где он стоит. А потом в этом Риме умерла куча людей, и никто не хотел жить в городе с таким названием. А нового не придумали, потому что когда надо что-то выдумать специально, ни у кого не получается.

Я закрываю за собой дверь и вижу ее тень, она расхаживает перед дверью в ванную, и я вдруг чувствую себя загнанным в угол зверьком. Нет, Ниса вовсе не злая, просто ее шаг — шаг как у зверя. Я умываюсь, долго чищу зубы, потому что зубы и гуманизм — самые важные ценности в жизни современного человека. Умывшись, я включаю воду в душе, чтобы Ниса думала, что я занимаюсь делом. Я смотрю в зеркало, смотрю на себя так долго, чтобы уже не вполне осознавать, что это — я.

У нашего народа нет никаких особенных даров. У нас нет идеального оружия, как у преторианцев, нет данной нашим богом вечной юности, как у принцепсов, мы не умеем быть невидимыми, у нас не получаются проклятья. И, уж точно, мы не воскресаем из мертвых, голодные до крови, как народ Нисы.

Но кое-что наш бог дал нам. Он говорил: зовите меня, когда будете нуждаться в помощи. И, может быть, однажды я отзовусь.

Мы можем обращаться к нему с любыми просьбами. Чаще всего ответа ждать не приходится, но иногда он приходит дает то, чего мы желаем. Мне в детстве наш бог дал мороженое. У меня болело горло, и я рыдал, потому что хотел мороженое, а родители не разрешали, убеждали, упрашивали, обещали много мороженого потом, но я так не хотел.

Я просил и просил, и просил, и просил, а потом оно просто появилось передо мной. Шоколадное, с пахнущей деревом палочкой. Очень вкусное.