Михаил Коссой - Принцесса идет искать. Хроники Эвы Лины Маунтенар Декрой

Принцесса Эва Лина поправила съехавший на одну щеку чепец и попыталась сделать так, чтобы в плед, которым были закутаны колени, не задувал холодный воздух. Путевой фургон, в котором она лежала, очередной раз тряхнуло. Это был, наверное, шеститысячный толчок, так что принцесса продолжала дремать, невольно вспоминая, чем ее визит обернулся в реальности. Одни эти разговорчики чего стоили!

– Граф Такой-то сражался на турнире с моим платком на шлеме. Хорошо, что он упал с лошади, он противный. А кто понесет ваш платок?

Или:

– Вы слышали, у маркизы Сякой-то новый любовник, в полтора раза младше ее самой! И в два раз младше предыдущего!

Или:

– Дорогая, вы думаете, это кружево подходит к ткани по рисунку?!

Выяснилось, что у фритонского короля Юго Светлого три дочери, все постарше принцессы, и еще мириад родственников. Пять корпусов огромного дворца были под завязку забиты ими самими, их вельможами и слугами. И все раздражали! Что это вообще за тема для разговора – кружева с лепестками или узорчатые?! Принцессу бесило то, что она не понимала разницы.

И ведь она пыталась как-то соответствовать! Средней дочери короля она при случае сказала:

– Однажды я спасла жизнь своему другу.

– Ах, как интересно! Расскажите скорее, кто же этот друг?

– Это… – сказала принцесса, уже чуя неладное, – наш конюх.

– Да что вы!

– Да. И мне пришлось гнаться за шайкой конокрадов, чтобы вернуть коня, которого он как бы украл…

– Это так романтично и отважно! Вам, наверное, было страшно?

И только принцесса собралась ответить скромно, но достойно, как эта болотная кочка пропела:

– Ужасно, когда в королевстве больше некому гоняться за конокрадами!

Или статуи! Нет, конечно, это может быть и красиво, но уж они их понатыкали в каждом углу. И не то чтобы принцесса статуй не видела, у одной только приостановилась и то на мгновение. Статуя изображала мужчину, который руками разрывал пасть какому-то зверю вроде волка. Причем мужчина был почему-то голый. Весь. И вырезано все было очень рельефно, могучие такие мышцы и все прочее. И вот стоило принцессе буквально замедлить около этой статуи шаг, тут же в спину спросили:

– Интересуетесь?

Уже поворачиваясь, принцесса поняла, что стояла, как пятилетний ребенок, глядящий на опускающийся мост – с открытым ртом. Она его, конечно, тут же захлопнула, но из-за этого отвлеклась и ответа остроумного придумать не успела. А этот племянник жены брата подруги герцога – или кто он там? – уже подходит и разглядывает принцессу ровно так, как она сама только что на статую пялилась.

– Это, – говорит, – Пирос, герой легенд. Думаете, реалистично получилось? – и тыкает пальцем в статую.

И будто случайно попадает именно в то место, в которое принцесса старалась и не смотреть. Она тоже не вчера родилась и знает, что там у мужчин и где! Не новость! И все равно стала краснеть, идиотка, и слова все фритонские потеряла. А этот племянник все пялится и лыбится, селедкин хвост…

Принцесса попыталась перевернуться на другой бок. Тот, на котором она лежала, наверное, уже посинел весь от сплошных ухабов. Пришлось выдергивать из-под себя подол коричневого шерстяного платья.

Или история с портретом! Пожилой придворный художник нарисовал принцессу, маленький такой портрет в половину ее ладони, если считать без пальцев. Портрет вставили в круглый медальон, весь в узорчатой гравировке и с секретом. Если не знать, что надо одновременно нажать на две завитушки по краям и сместить крышку вверх – ни за что не откроешь. И принцесса радовалась, потому что портрет вышел замечательный, очень похожий, с витиеватой надписью вокруг: «Эва Лина, принцесса Арранты». Радовалась, пока не показала его Малиссе, фрейлине младшей дочери фритонского короля.

– Какая прелесть! – сказала Малисса. – Жалость, что не Фодельон рисовал!

– Кто такой Фодельон?

– Фодельон?! – и Малисса уставилась на принцессу, словно увидела капусту с глазами. – Фодельон сейчас самый модный художник!

– А мне нравится! – рявкнула тогда принцесса.

– Ну… – повела плечиком Малисса и глянула на принцессу как на капусту, которую кто-то съел. – Конечно!

Можно было подумать, что им всем тут давали уроки по двусмысленным интонациям, как самой принцессе когда-то давали уроки пения! Если бы это происходило на языке принцессы, она бы, может, еще подергалась. Но ее знаний было вдвое меньше, чем нужно, чтобы острить. Для того чтобы язвить, нужно было быть лучше раз в пять.