Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Марфа, а почему в городе домовят не видать? У тебя, например, следов их вообще не наблюдается, да и Чура ты в красном углу не держишь… — Заданный вопрос заинтересовал рыцаря. Что-то подобное он тоже ощущал, словно в мире отсутствовал маленький привычный элемент: не шуршало под печкой, никто не пробегал за спиной, паутина подозрительно быстро скапливалась по углам, и мыши ничего не боялись.

– Съела я их всех, по одному выловила и съела, а Чура вон из избы выставила. Не помог моему муженьку возвернуться. Зарубили его чудины, товар отобрали. Меня за долги на улицу чуть не выгнали, хорошо, мужики тепло мое полюбили, гривны не жалели, мехами и каменьями задарили. Не то померла бы от холода, или продали бы наседкой в кашакские каменоломни, рабов рожать да надсмотрщиков ублажать.

-- Зачем так шутишь, поклеп на себя возводишь? – В голосе пастуха послышалось изумление. Возможно, именно это в нем и подкупало – искренность, соединенная с почти детской непосредственностью.

– Достал ты своими вопросами, как банный лист приклеился, или работы у тебя мало? – заругалась вдова, спокойно разговаривать с Митяем у нее не получалось. Пастух быстро выводил ее из себя, а сдерживаться она не считала нужным.

Они некоторое время молчали. Рыцарь почти отмучился с полкой, когда Марфа к нему обратилась:

– Будь осторожен с Мстиславом. Сладки его речи, да осадочек у них мутный. Людей мучает, жалости не имеет, весь в крови измаран. У нас на волхва кивал, а сам, как на торге шепчут, в день убийства Путяту в шею из корчмы выкинул, потом за ним выбежал. Что они там дальше делали, что делили, неведомо, но вернулся он в корчму покрытый грязью и с разбитыми кулаками. После молча пил, ни с кем не разговаривал и был чернее тучи.

– Так тебе жаль Путяту? – спросил Дементий и внимательно посмотрел в сторону Марфы. Она что-то недоговаривала, за всеми ее словами скрывалось нечто едва уловимое. Обрывки воспоминаний?

– И да, и нет. Смерть он принял страшную, но и ягненком при жизни не был, жесткие ласки любил, плетью умеючи пользовался. Сам был как кремень, отсрочек не давал, за неуплату сек немилосердно, а кого и на копье поставил. Боялись его окрестные, доброты ни к кому он не знал, – озлобленно ответила вдова, загремев катушкой по разделочной доске. Ее оголенные по локоть руки раскраснелись, космы норовили вырваться из завязки. Слишком резкие движения, слишком колючие слова.

– Так и должность у него была та еще. На такой шутки шутить негоже. Слабину дашь – и мигнуть не успеешь, как казна опустеет, а твоя шея под топором окажется, – твердо возразил рыцарь. Ему была известна такая ответственность, но как ее объяснить окружающим, не всегда могущим ответить и за себя? Или за словами Марфы все же скрывалось иное? Обида? Досталось ей от него, догадался он. Она сильная, но трудно ей было что-либо удержать на языке. И это-то с Путятой!

– Всему свое время, милый, всему свое время! Прошу тебя, аккуратней с Мстиславом, непростой он человек, скользкий, как угорь, – снизила напор Марфа, затем подошла к нему и прижалась, испачкав в муке. Дементию осталось лишь опустить руки и прихватить ее за талию.

– Хорошо, буду осторожен. Обязательно. Не тревожься, вечером встречаюсь с ним...

Женщина резко вывернулась. Избежать ее ногтей не удалось. Кровавые полоски украсили щеку. Бывает.

***

Располагалась корчма у торга, лицом к улице, соединявшей детинец с Северными воротами. Место, проходное и оживленное, называлось «Погулянка», но редко кто об этом вспоминал. Для местных она была просто «Корчмой» и пользовалась особой популярностью. Не терем купеческий, но и не какая-то там халупа: в два этажа, покрыта дранкой, имела заезд с двумя воротами, такими широкими, что любая телега пройдет. В центре небольшой двор с лестницами на второй этаж. Слева от входа – белая, по-романейски крашеная изба с печью и камином, справа – светлица с каморками, ну а прямо – конюшня с амбаром. Наружные лестницы вели к жилым комнатам постояльцев, разделенным сенями. Посетителей побогаче звали налево, тех, что попроще, направо. Печь в белой избе была непростая, с хитрым дымоходом. Поэтому дышалось внутри хорошо, свободно. Обстановку дополняли буфет, несколько длинных и не очень столов на козлах, лавы вдоль стен и отдельные табуреты.

Войдя во двор корчмы, Дементий свернул в зал налево, выбрал себе место и заказал пива. Давно сей чудесный напиток не пробовал, хотелось посмаковать да на людей посмотреть. А люд в корчме наблюдался разный: открытие ярмарки увеличило население Града чуть ли не вдвое.