Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Иди-иди, в следующий раз помогать не буду, – обиделся мужичок, поглаживая свою лысую макушку.

Стало анчутке скучно, пошел он искать собеседника. Один дом прошел, второй – ни одного барабашки не видно. Людей много, а домовят с кикиморами как корова языком слизала и потом еще боком почесалась. Так и не смог найти себе товарища. Да где это видано, чтобы целый город без домовят? А тут еще плешивый пес увязался, все норовил заднюю ногу поднять, видимо, от него – с собачьей точки зрения – пахло соответствующе. Отбежав пару раз от псины, пристраивающейся рядом, мужичок не выдержал и сказал:

– Кто увидит собаку – тот отдавит ей лапу.

Почему он не удивился, когда тут же прохожий наступил на бедную лайку, заставив ее завизжать от боли и убежать в испуге? А ведь все это от одиночества; что ни говори, отсутствие полноценного общения вредно сказывается на характере.

Все, с него хватит! Пора в бордель. Минимум одежды, максимум удовольствия. Ах да, в этом городе не придумали столь прекрасного заведения. Эх… не трусь! Врагу не сдается наш гордый мокряк! «Будет и на нашей улице праздник», – успокоил себя анчутка. Тогда в питейное, там сытно и весело. Можно кусок мяса с тарелки стащить или кружку медовухи кому-нить на брюхо пролить.

И направился он в сторону местной корчмы, прижимаясь к канавам и заборам, уворачиваясь от женских понёв и мужского широкого шага.

Но, видимо, был не его день. Сначала попалась прям-таки благородная дама в темно-фиолетовом платье, с лицом, скрытым в глубоком бордовом капюшоне. Она обдала таким сильным ароматом благовоний, что глаза заслезились. Не успел проморгаться, три раза чихнуть и почесать затылок, как на него наткнулся пьяный пузатый господин с княжеским трезубцем на кафтане. Столкновение вышло знатным (и чёй-то пьяные всегда его замечают?): пузатый полетел в сливную канаву. Мужичок не удержался и свалился туда же прямо ему на голову. Ну вот, теперь вся шкурка намокла! А этот всё из ямы выбраться не может. Вспомнив о петухе и собаке, решил анчутка ничего не проговаривать, мало ли из чего пьянчугу доставать придётся. Зачем ему лишняя смерть на лапках?

Пока сушился, пока крутился на месте, пьяненький кое-как вылез и исчез за поворотом. Стоило мужичку вслед тронуться, как его обогнал спешащий с недобрыми намерениями низкорослый крепыш: кулаки с тыкву, глаза мелкие, дым из ушей. Они что – друг за другом бегают?

Увязался было анчутка за ним, да только из избы, стоявшей через дом за перекрестком, злым колдовством потянуло. Даже рябину тряхануло, ягоды с листьями посыпались. Притормозил анчутка, забеспокоился. И вовремя. Впереди на перекресток из колодца с высоким журавлем выплеснулась тьма.

Да что же здесь происходит? Страх сжал маленькое сердечко. Эх, ключник, старый дед, ну, почто ты сиротинушку оставил?

Журавль колодца скрипел: виу, виу, — водоносчик упорно заполнял бочки водой. Желтый лист пролетел перед самым лицом. Пастух вздрогнул, как от удара. Сколько же можно трястись? Его послали на торг за покупками, а вместо этого он застрял здесь, на перекрестке. И вроде бы калита с мелочью позволяла махнуть на все рукой и отправиться обратно домой. Ведь там, на западе, осталась его весь, милые Черемушки. Его никто не держал, нужно было сделать только один шаг. Но…у него не получалось решиться на шаг этот...

Дементий в очередной раз напугал. Казалось, Митяй уже свыкся с характером рыцаря: с его мрачной целеустремленностью и незлобными насмешками. Но вот к ним ворвались стражники, и из рыцаря выглянул разъяренный Зверь, не способный ни на сострадание, ни на жалость. Он был из тех, чьи души никогда не попадут в Ирий, если, конечно, у таких, как он, была душа. Он был из тех, кто мог лишь убивать, возможно, еще более худшим кошмаром, чем волколак. В этот раз пастуху никого не надо было спасать: отары с ним нет, любимой овцы тоже. Так почему он медлит? Почему не бежит? Неужели все дело в Марфе?

Его мысли перескочили на вдову. При ней он часто терял дар речи. Движения ее рук, изгибы тела, бросаемые взгляды доводили до дрожи. Да что тут говорить, до нее он и не знал, что так можно желать женщину. Когда же подглядел, чем она занималась с Дементием, то подумал — умрет на месте. Не умер, но узнал о себе много интересного. Не толстая, не тощая, но такая гибкая! Бедра, коленочки с локоточками. С той ночи она представлялась ему ангелом с крыльями, которую удерживает в когтях жестокий демон. Под демоном он, естественно, подразумевал рыцаря.