Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

Я почувствовал дикий приступ паники. Как же так? Как можно так играть с памятью? И у меня не было якоря, чтобы зацепиться за одну из множества версий прошлого, разобраться в их хитросплетении.

– Но Тритуга существует? – полуспросил я; на мгновение захотелось услышать отрицательный ответ.

– Существует, – пронеслось в моей голове.

– И демиурги там властвуют?

– И демиурги там властвуют, – последовало подтверждение.

– Так почему мы не можем сделать шушу нашими союзниками? – закричал тогда я.

– Кубы Памяти отвергают шушу, – безапелляционно ответили мне, – а значит, их отвергаем и мы. Ты же… Ты будешь наказан изгнанием. Ты искал запретных ощущений, ты их получишь. Сегодня ты умрешь и в последний раз возродишься. После чего будешь лишен права на перерождение. Помни, тогда смерть придет к тебе уже не играть в игры. Береги себя. Пустыня выпустит, барханы расступятся. Ты изгоняешься из поселения. Тебя ждет периметр. Его страж встретит и объяснит твои новые задачи. Ты не нужен здесь, ты больше не нужен Общине.

– А как же Изильда? – не удержался я от вопроса и обернулся к дочери. Та уставилась на меня расширенными зрачками. Она не была со мной, она была рядом с ними. Она пришла с ними! Это было сродни предательству, это было очень больно. Но я тут же все простил. Я принимал любой ее выбор.

– Она останется здесь. Мы тоже умеем делать выводы и меняться. Она не пойдет по стезе своей матери… и отца.

– Но…

– Она не была с тобой в Лабиринте, как и ты не был там. И она будет наказана, по-другому, за то, что могла быть там с тобой. Решение принято и не подлежит обсуждению. Сейчас мы оставим тебя, прими свою смерть, закат уже наступил.

Длинношеие девушки мглу встали, а вместе с ними поднялась и Изильда. Вскоре я уже не мог различить ее силуэт; ее туника и волосы исчезли, темно-синий цвет кожи слился с черным. Девушки развернулись и пошли в сторону Кубов Памяти. Следы от их босых ног исчезали быстрей, чем они завершали следующий шаг. Мне захотелось пойти с ними, закричать, чтобы не оставляли меня здесь одного. Но я лишь опрокинулся вперед и набрал полный рот песка, порезав нёбо об осколок стекла.

В Стеклянной пустыне никогда не видно звезд и Луны, ночью в ней царят темнота и тишина. До тех пор, пока не приходят шакалы. Пришли они и в этот раз.

Сначала раздался высокий, скулящий вопль, который подхватил один, второй и уже много похожих голосов. Вопль становился то тише, то громче, то как плач ребенка, то как завывание бурана. И он приближался, пока из темноты не выскользнула тень с горящими глазами. Передо мной встал тощий, рыжий, почти золотистого цвета зверь – самец. К нему спустя мгновение присоединилась самка. Они чувствовали, что я при смерти, и осторожно обходили меня. Встать я не мог, закричать тоже. Сил не было, только слабость и страх.

Они напали, лишь когда я был готов принять смерть, в миг, когда воля оставила меня, и почти сам попросил: «Прикончи». И они, эта пара шакалов, быстро выполнили непроизнесенную просьбу. Последний стон, захлебывающийся вздох, и наступили те мгновения между точкой смерти и возрождения, когда можно подсмотреть, что же происходит там, на мосту. Подсмотреть, чтобы тут же забыть, вновь очнувшись в углублении, заполненном живой водой.

***

Он провожал меня вдоль кромки лесов Керады, изредка хлопая своими черными крыльями: больше Ангел, чем Хлыст, больше древний друг, чем новый враг. Он был единственный, кто не осуждал и кто до сих пор не отвернулся от меня. Мучитель, не испытывающий радости от пыток, садист, не понимающий, в чем смысл этого слова. И он был снова в своем неуловимом облике.

– Каково оно, быть смертным? – спросил я у него.

– С одной стороны, страшно и жутко, с другой – жизнь становится ярче, поступки осмысленней, последствия весомей. У тебя редко когда будет второй шанс, каждое прожитое мгновение неимоверно дорого и неповторимо. Ты будешь смотреть вперед и видеть вечность, но если оглянешься – ужаснешься кратковременности отпущенного бытия.

– Ты познал это состояние?

– Я помню это состояние, как и многое другое. Память, даруемая Кубами, многогранна.

– Ты присмотришь за ней?

– Как и за всеми остальными. Помни, – вдруг слишком серьезно сказал Хлыст ноющей боли, – следует держать свою душу покрепче. Теперь она у тебя как на ладони. Кубы ее больше не прячут. Я ее больше не храню. Не дай себя убить, не дай забрать ее у тебя. Гляди в оба! Найди свое начало! Событие не обязательно начинается в прошлом, время движется в обе стороны. И, быть может, ты когда-нибудь увидишь Изильду. И она тебя простит. И мы втроем будет гулять по барханам. Но не затягивай, это тело не только смертно, оно и стареет. В нем твоя душа держится лишь на одном волоске. Удачи. Я буду тебя ждать.