Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

Чтобы пастух ни делал, взгляд девушки преследовал его. Он знал, что скрывается за этим взглядом, помнил, кто прячется в ее тени. Но также знал, что их желания не играют никакой роли. Если им уступить, Любава пострадает. Как его родители, как Милава с Лохматиком, вся его весь. Как Марфа, Дементий…

Колесо судьбы всех перемелет…

Потому и был он с этой стороны, среди Идолов и волхвов, одним из их прислужников: бил в бубен, взмывал руки вверх, обращался и слушал. Потому в какой-то мере и предал Ее…

Но Многоликие не отвечали…

Неожиданно паренек представил себе златокрылых грифонов, их гордую осанку, их стремительный полет. А ведь он так же машет руками, как они крыльями: вверх, вниз, верх, вниз. Но те почему-то взлетали, а он лишь падал. Помнится, спросил у Стрыя: «Как же они летают?» И друг ответил: «Обыкновенно. И ты можешь». Однако людям не дано летать. Так чем он машет – руками или все же крыльями?

Мир дрогнул. Явь поплыла. Контуры заменили очертания, движения стали штрихами, цвета слились в сплошной серый фон.

Где-то далеко скрывалась красная воронка, прокол в белую комнату со стеклянной тумбой. Где-то высоко наносил на холст мазок за мазком Художник. Где-то внизу плевался злобой Мракобес. Нужно ли было обо всем этом беспокоиться, когда в груди полыхал огонь, пробуждающий живое в неживом и превращающий действительность в глину?

И с пастухом заговорили:

-- Что теперь ты видишь?

– Я вижу блеклые, нечеткие линии, словно не доведенные до конца…

– То есть ты разглядел несовершенство, скудность этого мира?

– Да, в нем не хватает ярких красок и четкого завершения.

– Но ты продолжаешь любить этот мир?

– Если бы его немного подправить…

– … чтобы он приобрел недостающую цельность?

– Да, наверное...

– И для этого ты готов отбросить свою человечность? Пройти по канату над Смородиной, чтобы родить танцующую звезду?

В тот же миг пастух понял, кого ждет Огненный Пес!

Вокруг Капища шёл земляной вал, по гребню которого горели крады. Внутри Идолы кривили рты. В их глазах не было надежды, там скрывалась просьба. Никто ничего не требовал. Свой выбор каждый должен был сделать сам. И Митяй его сделал!

Юноша бросил к ногам бубен, отошел от Идолов, забрался поближе к кострам, скинул с себя звериную накидку, оставшись голым по пояс. Увидел, как Любава побежала вдоль вала. Поздно! Он принял решение. Есть только один способ освободить проход по Калинову мосту! Если не он, то кто? Разве не для этого он получил свой дар? Разве не поэтому пересек все Прираречье, умирал и не умер, терял и находил, ненавидел и любил?!

И паренек шагнул в костер, обняв горящие бревна, однако перед этим, на мгновение, серебряная дымка полностью покрыла его тело.

Боль, шипение кожи, вскрик – и абсолютная тьма без мыслей и сознания. Прощайте…

Взметнулись искры в потемневшее небо, сверкнули созвездия Плеяд и Макоши, сгорел пастух, словно смоляным было его тело.

Удивленно выдохнула толпа. Идолы развернулись другими ликами, заявляя о своем присутствии. Жертва была принята! Заклятье разрушилось! Многоликие смогли сказать свое слово!

Велемудр опустил посох. Стихли бубны и барабаны. И раздался крик женский, отчаянный, надрывный:

– Зачем ты так? ЗАЧЕМ?

Никто не ответил.

Лишь белая сова одиноко закружила над Капищем, роняя перья, как слезы.

***

Любава стояла на краю площадки Вдовьей башни и смотрела в темноту фиолетового неба.

Рядом висела в воздухе белесая полупрозрачная нимфа. Лицо призрака было белым-белым. Глаза – без зрачков. Тело укутывал тончайший тюль, сотканный из мириады малюсеньких звездочек. Края тюля трепал холодный ветер, как и растрепанные космы нагой девушки. Внизу шуршала льдами о камни берега Ра-река.

Кожа девы приобрела цвет слоновой кости, но ни ветер, ни холод ее не беспокоили. В ее сердце бушевал буран, и не было рядом того, кто мог бы его успокоить.

Нимфа протянула руки.

– Ты наконец-то поняла? – прошептали призрачные губы. – Ты поняла, что их жизни ничего не стоят? Даже он тебя бросил!

Да! Пастух ее бросил. И эта мысль доставляла невыразимые мучения. Непонимание: почему, зачем, для чего? – заставляло сжимать кулаки и играть скулами. Он был так ей нужен и утверждал, что она ему тоже нужна. Неужели лгал?! Но разве… Разве можно так лгать? Ведь их поцелуй говорил о другом... Впрочем, что она знала о поцелуях?

И вот Он от нее сбежал, ушел, не попрощавшись, сначала к волхвам, а потом спалил сам себя в костре. Ах, если бы не высокий склон, она бы проследовала за Ним, но поскользнулась, съехала с вала вниз, и ее успели оттащить. Как можно было дойти до такого, чтобы добровольно войти в огонь? Что за пращуры, которые допустили это? Как можно было их разлучить?!