Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

— Я сама ничего не придумаю, — тихо сказала Хрейна, — сколько ни ломать головы. Потому лучше бы тебе обратиться к тому, у кого голова сломана уже много веков. Поезжай назавтра в Сольвиндаль, на двор Гримхёрг. Там живёт Тунд Отшельник. Он самый старый из двергов, кого я знаю. Он прорицатель и колдун. Он совершенно выжил из ума, ещё когда я была твоего возраста, но сказано ведь: «над старцем седым смеяться не смей, благо нередко в словах старика» [9] «Старшая Эдда», «Поучения [Речи] Высокого», строфа 134. . На вот, подаришь ему с моим приветом, — и вложила свои любимые чётки в ладонь сына.

— Стоит ли, матушка? — робко попытался возразить Альвар, но Хрейна только отмахнулась:

— Счастье твоё стоит для меня куда дороже! А барахла такого полный сундук и ещё горсть, не убудет. Всё, ступай прочь, покуда я не рассердилась и не передумала!

Альвар не ушёл, а обнял мать и поцеловал изрезанное свежими морщинами чело. Словно саму землю, испещрённую рунами фьордов, прижал к груди. Прошептал:

— Отцу не говори!

— Не скажу до срока, — смахнула скупую слезу королева. И добавила, скрывая боль за язвительной шуткой, — пусть уж лучше тебе будут милее крутые бёдра жены из вердов, чем волосатые зады моряков!

Тунд Отшельник вовсе не показался Альвару таким уж безумным. Странноватым, пожалуй, но поживи-ка с полтысячи зим — тут у всякого мозги заржавеют. Во всяком случае, он сам вышел встречать путника за ворота усадьбы в осенние сумерки, и никто бы не сказал, что хозяину Гримхёрга неведом закон гостеприимства.

Альвар выехал один, на рассвете: не хотел никого впутывать, а ещё меньше хотел держать ответ перед отцом — до срока, по крайней мере. Все пожитки уместились в потёртой кожаной торбе, притороченной к козлиному седлу. Мог бы взять и коня — с некоторых пор благородные юноши двергов переняли этот обычай у Верольд, и тратили отцовские деньги на мохнатых северных лошадок, низкорослых и очень смышлёных, но — к чему привлекать к себе внимание без нужды? Не на праздник собрался и даже не на тризну. Потому и плащ одел неказистый. И надвинул капюшон на глаза, покуривая трубку и поглядывая по сторонам: осторожность в пути никому ещё не повредила.

Ехать пришлось целый день, от Круглой Горы до перевала Змеиных Зубов, через всю долину Сольвин. Альвар подумал было заехать в Гульдсаллир, к родичам матери, но тут же отбросил эту мысль как дурацкую. Нет нужды. Ни в чём не будет нужды, пока сияние глаз липы льна, пригожей дочери Арнкеля, не озарит небосвод. А потому — на север и в горы…

Вот в горах королевич едва не заплутал. Раньше ему не доводилось бывать на перевале Драккетар, о котором ходили самые мрачные слухи. Когда Альвар въехал на узкую тропу меж крутых склонов, солнце уже садилось. Конечно, он загодя расспросил дорогу у местных жителей, но от помощи провожатого отказался: по глупости, от самоуверенности и от испуга: мало ли, куда заведёт путника такой Ивейн из Суссекса [10] О каком эпическом персонаже идёт речь, не вполне ясно. . Теперь жалел, ведя под уздцы козлика, ощупывая дорогу посохом и спотыкаясь в потёмках. Облегчённо вздохнул, завидев свет на скале, и тут же перецепился через камень и, падая, резко дёрнул поводья. Козёл закричал что-то на своём козлином наречии и попытался убежать, но тут из темноты вылетела дубинка и огрела его меж рогов. Несчастный зверь только горестно мекнул, сетуя на злую козлиную долю.

— Чего ты тут разлёгся, странник? — раздался скрипучий голос.

Альвар встал, отряхнулся и поклонился старику:

— Привет тебе, добрый человек. Ты, стало быть, и есть Тунд Отшельник, годи Эрлинга?

— А ты, мне думается, Альвар Фьёрсунг, юный сын конунга? — старик поднял факел и несколько мгновений вглядывался в лицо гостя. — Ты похож на своего деда, Хёгни Альвирсона. Что же, идём, впереди долгая ночь. Осторожно, здесь крутая тропа.

«Куда уж круче», — подумал Альвар.

Гримхёрг был храмом в честь бога Эрлинга из асов, которого ещё называли Грим, а Тунд с незапамятных времён был его годи — жрецом и заодно хозяином всей округи. Двор обустроили на скале по левую руку от горной дороги, а тропинку ко двору скудно освещал очаг на вышке над воротами. Усадьбу ограждал частокол, на котором висели, приветливо улыбаясь гостям, черепа козлов, баранов, быков и даже лошадей. Альвар также заметил несколько человеческих черепов, прямо над воротами. Хотел было спросить, это что же, от жертвоприношений остались, или гости проявили неучтивость, но передумал. Какая, в сущности, разница.