Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

– Он назвал нас дезертирами… – сказала Катя и вытерла под глазом влажное пятно, хотя голос ее звучал звонко и сильно, – предателями…

– Я сделала все, о чем меня просили, – продолжила Ревна голосом уже несколько окрепшим, но все еще дрожавшим, – а что сделали вы ?

– Да ты чокнутая, сука, – сказал симпатяга-осел.

За прошедшее время характер его ничуть не изменился.

– Ты же могла его убить!

Ревна перегнулась через Магдалену.

– И что? Союзу до тебя нет никакого дела…

– Замолчи! – взвизгнула Линне.

Ревна перевела на нее взгляд, и за пеленой смертельной тоски штурман разглядела в нем возмущение. Ревна думала, что Линне встала на сторону парней.

Магдалена обняла Ревну, будто пытаясь ее собой защитить. Та поморщилась. Она явно подошла к опасной черте, за которой маячило настоящее предательство.

Под дых Линне саданул ледяным кулаком страх. Пока Ревна еще ничего такого не сделала. Может, это и был тот предлог, которого ждал Таннов? Может, ему только того и надо было, чтобы она начала драться, отправив на больничную койку сослуживца и обливая грязью Союз? Любой из этих проступков в ее деле будет выглядеть скверно.

Вера и преданность. На нее, казалось, навалился неподъемной тяжестью воздух. Сохранить преданность Союзу означало предать Ревну. Но если она встанет на ее защиту, кто знает, что еще может натворить эта девушка в гневе?

Линне не знала, кто заслуживает ее доверия больше, но понимала другое – уничтожить себя она Ревне не позволит.

Парни склонились над упавшим авиатором.

– Он по-прежнему без сознания, – сказал симпатяга-осел.

– Тогда сделай хоть что-то полезное и доставь его в санчасть, – ответила Линне.

Она слишком устала, чтобы затевать еще один долбаный спор. Им всем надо было отдохнуть.

Симпатяга-осел дернул головой в сторону Ревны.

– А она?

– Ты ей не командуй, она у меня в подчинении, – ответила Линне.

На ее запястье сомкнулась Катина рука. Только не сейчас. Она попыталась ее стряхнуть, но девушка только усилила нажим.

– Не смей, – прошептала Катя.

Линне все так же смотрела парню в глаза.

– Иди помоги сослуживцу.

– Линне, – прошептала Катя, когда тот отвернулся, – не смей подавать об этом происшествии рапорт.

Когда лежавшего авиатора подняли, чтобы унести, он застонал.

Линне ссутулилась и сказала:

– Это моя работа.

– Черт с ней, с твоей работой. И черт с ними, с правилами. С Ревной может случиться беда.

Беда с ней уже случилась. И ложь ничего не исправит.

– Зима с Гесовцом все равно узнают, – сказала Линне, – все это видели.

А если попытаться Ревну прикрыть, это не выставит ее в невинном свете. Их главная надежда заключалась в том, чтобы Зима приняла решение до того, как скаровцы вообще об этом пронюхают. Линне пыталась не слушать тихий, нашептывающий ей голос: Я, как всегда, буду сохранять преданность. Дело ведь не в этом. Совсем не в этом.

– Это мой долг. Прости.

Рот Кати скривился в гримасе отвращения.

– Ну да, – сказала она, – все правильно.

Выбежав из столовой, Линне увидела вдали Таннова. И потом всю дорогу к кабинету командора Зимы чувствовала спиной его взгляд.

Перед происшествием в столовой по радио всю ночь передавали сводки. Обвинения, требования, гневные слова. Проводить различия между ночными и дневными бомбардировщиками никому и в голову не приходило. Они все принадлежали Сто сорок шестому полку. То обстоятельство, что их считали одним целым, не очень-то нравилось дневным бомбардировщикам, считавшим, что сослуживицы вредят их репутации. Когда парни собрались вместе в столовой, один из них вышел вперед и разразился в адрес девушек тирадой.

– Первый раз вижу, чтобы столько готовились, а потом так мало попадали в цель.

– Отстань ты от них, – тихо молвил его дружок.

Но было уже слишком поздно. От его язвительного тона Катя взвилась и пришла в ярость. Она перестала расчесывать пальцами свои длинные волосы и бросила на парня убийственный взгляд, которым могла бы гордиться даже Линне.

– Не хватало еще, чтобы нам читало лекции стадо воздушных «асов», которые только то и делают, что дрыхнут всю ночь.

– Ну ни хрена себе! Свою работу мы сделали. А если вам так хочется поиграть в дезертиров и предателей, то нас в это дело не вмешивайте, – сказал он и сжал кулаки, словно собираясь ринуться в драку.

Слово предатели налитым свинцом повисло в воздухе. Дружки парня бочком отошли в сторону – он остался один в центре комнаты.