Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

Ближе к десяти склянкам дверь отворилась, и по полу комнаты тяжело загрохотали шаги Ревны. Линне показалось, что та, проходя мимо ее кровати, немного задержалась, но не была уверена в этом. Однако всхлипы, которые чуть позже ее боевая подруга пыталась заглушить подушкой, точно ей не показались.

Это сделала она, Линне. Другие, может, не помогли, но это сделала она. Ей было плохо.

Через пару часов в комнату, переговариваясь приглушенными голосами, вернулись остальные. Линне по-прежнему не спала. Ревна все так же плакала. Никто из них не произнес ни слова.

После спектакля, устроенного Линне в столовой, Ревна решила, что больше не будет играть роль жертвы. В последний раз против нее и ее увечья так открыто и нагло выступали много лет назад. Обычно окружающие вели себя как большинство девушек – умолкали, когда надо было говорить, и не верили, когда надо было доверять. Ревна представила, как у Линне отвиснет челюсть, когда та увидит ее полет. Да, Линне может пользоваться искрами, и что с того? Искры были у каждого дурака, и обращаться с ними умели многие тысячи. Но на то, что делала Ревна, были способны лишь единицы.

«Стоит выиграть одну войну, и ты выиграешь все», – напомнила она себе. В Интелгард Ревна приехала совсем не для того, чтобы ею помыкали или принижали ее способности, – для вступления в этот полк у нее были свои причины.

Если ей суждено выиграть эту войну, она сделает это не ради Союза или таких, как Линне. Ревна сделает это ради своей семьи, ради друзей, ради себя самой.

Полеты придавали ей сил, однако сомнения по-прежнему вонзались в нее иголками, стоило ей сунуть руки в пилотские перчатки. Каждый раз, когда на ее теле смыкались гигантские пальцы Стрекозы, она дрожала всем телом; ее протезы судорожно корчились. Но аэроплан, на котором она летала, ее любил, и когда Тамара включала двигатель, Ревна буквально растворялась в этом новом для нее существе, способном лететь куда захочется и делать что угодно. Узор менял ее зрение; окрашивал всё в серебристые тона и показывал сельские просторы Риддана такими, какими раньше она их ни разу не видела. Пахотные земли не просыхали от непрекращающихся осенних дождей, а тянувшаяся за базой равнина сплетала в единый ковер золотистые и зеленые оттенки кустарника и травы. Глядя на все это, она верила, что какой-нибудь бог раскрасил землю яркими полосами свежескошенного сена, напрочь позабыв о снеге, покрывающем ее восемь месяцев в году.

Ревна училась управлять аэропланом легкими движениями, подлаживаться под ветер и погодные условия. Приучала его кружить и подпрыгивать в воздухе, училась использовать в качестве тяги грубую силу. Училась видеть хлипкие, разбросанные в беспорядке строения Интелгарда в их истинном виде, распознавать уходившие за ним вдаль равнины и юго-восточные отроги Каравельских гор, исполинскими зубьями маячившие на горизонте. Дважды они летали за их гряду, но каждый раз возвращались, не успев даже одним глазком глянуть на фронт.

Пока Тамара летала с одним из пилотов, остальные, дожидаясь своей очереди, долгими часами упражнялись на земле. Тамаре приходилось взлетать по двадцать два раза в день, снова и снова напитывать своими искрами дроссель. Волосы командора стали сухими и тонкими, кожа приобрела землистый оттенок. Стрекозы жадно всасывали ее искры, будто каждый раз прокалывали ее иголкой и выкачивали очередную порцию жизни. Когда Тамара закатывала рукава, девушки видели на ее предплечьях множество синяков и красных точек в тех местах, где вены выступали на поверхности кожи, образуя своеобразную татуировку. Но она неутомимо продолжала летать. Однажды, во время полета с Ревной, Тамара уснула, и аэроплан настолько потяжелел, что Ревна уже решила, что они вот-вот сверзятся прямо с небес на землю. И чтобы замедлить снижение машины, ей пришлось что было сил дернуть Узор. Тамара вздрогнула и очнулась.

– Отличное применение силы, – сказала она бодрым голосом, и Ревне даже показалось, что та совсем не отключалась, – я понимаю, мы не очень любим обсуждать подобные вещи, но если с твоим штурманом что-то случится, ты сразу почувствуешь. Долго удерживать аэроплан в воздухе после этого у тебя не получится, поэтому в такой ситуации лучше всего сесть на своей территории и выпустить сигнальную ракету.

Ревна понимала, что командор пытается скрыть охватившую ее чудовищную усталость. Точно так же поступала и мама. А что еще Тамаре оставалось делать? Гесовец наверняка не станет им помогать.