Вольфганг Хольбайн - Мидгард

Лиф обернулся. Рядом с ним, на самой высокой башне Гладсхайма, стояли Один, Тир, Геймдал и Тор.

Гладсхайм был последней из двенадцати крепостей азов. Другие уже пали.

Стены Химинбьёрга рухнули под первым натиском войска великанов. Идамир превратилась в дымящиеся развалины, та же участь постигла крепость Трудхайм, слывшую, по словам Тора, неприступной, и другие жилища азов, встретившиеся войску Суртура на его пути к сердцу Азгарда. Сражений как таковых не было. После падения Химинбьёрга по приказу Одина азы оставили свои крепости и вместе с воинами и прислугой отправились сюда, поэтому стены Гладсхайма теперь были набиты до отказа людьми и животными. Лиф чувствовал, как тяжело было всем, особенно Тору, сдать свои жилища без боя, но решение Одина оказалось единственно верным. Если бы они маленькими группами выступили против огромного войска великанов и демонов, то совершили бы роковую ошибку и заранее обрекли бы себя на поражение. У азов оставалась одна-единственная, хотя и крошечная, возможность: собрать вместе свои силы и в открытом сражении победить полчища Суртура.

С тех пор как в канун битвы Один с Лифом вернулись в Азгард, в душе мальчика произошли большие перемены. После разговора со Свеном в его душе умерло что-то важное, ответственное не только за доброту и человечность, но и за страх смерти. Думая о предстоящем сражении, он уже не испытывал ужаса. Издалека все выглядело мелким и неважным. «Неужели те крошечные точки, которые двигаются взад и вперед, как пылинки на ветру, — это огненные великаны Суртура?» — думал мальчик. Такое сравнение казалось ему смешным.

Но одна из пылинок была Лифтразилом, его братом. Скоро с мечом в руках Лиф будет сражаться против него, и они попытаются убить друг друга.

— Долго еще ждать? — спросил Геймдал.

Прежде чем ответить, Один посмотрел на восток. С высокой башни Гладсхайма был виден каждый уголок Азгарда, даже гигантские осколки льда, оставшиеся от стены Трима. Оказалось, что его стена была построена не только изо льда и холода, но и из доверия. Таким образом, сами азы лишили ее прочности. Она рухнула тогда же, когда и Химинбьёрг. Лиф это видел собственными глазами. Вчера вечером он с Одином и Геймдалом наблюдал отсюда за штурмом крепости Бифрёста. Крепкие стены разбились, как стекло, едва войско Суртура начало брать их приступом.

— Недолго, — помолчав, пробормотал Один. Он поднял руку и указал на восток. Если приглядеться, то там, за обломками льда, можно было увидеть на море несколько черных точек. Это наступала вторая половина войска Суртура, прибывшая сюда вместе с боевым флотом, во главе которого плыл черный корабль «Нагельфар». Лиф уже несколько минут следил за ними. На светло-голубом бархате моря судна выглядели как грязные черные пятна. Он недоумевал, чего ждут азы. Будь он на их месте, то приказал бы войску отправиться в Вигрид, прежде чем к противнику примкнет подкрепление с моря.

Но и терпению Одина, видимо, пришел конец. Внезапно он обернулся назад и сделал жест Геймдалу и Тиру, после чего оба молча удалились. После этого он приказал остальным азам следовать за ним.

Они поспешно спустились по каменной винтообразной лестнице и направились в Валхаллу. По пути им часто встречались воины — мужчины и женщины в блестящих доспехах, валькирии, альбы, ваны и другие народы — союзники, о которых Лиф ничего не слышал. Не все они были похожи на людей. В самой Валхалле была огромная толпа. Тору пришлось силой пробивать путь для себя и Одина к трону. Лиф напрасно пытался оценить, сколько вооруженных воинов вмещал в себя Гладсхайм. Он заторопился вслед за Одином, оглядываясь по сторонам. На них глядели тысячи лиц, и в каждом из них Лиф читал одинаковое сочетание страха и решимости принять бой; Его удивляло, что ничего подобного не испытывал он сам. Он не чувствовал ни страха, ни гнева. «Это ты разрушил наш мир», — сказал ему недавно Свен.

Один опустился на трон, но сразу же встал и поднял руку. В зале, битком набитом воинами, наступило глубокое молчание. Взгляды были обращены на главу азов, и только Геймдал смотрел на Лифа. От взгляда Геймдала по спине Лифа пробегала дрожь. Поэтому он поспешно отвернулся и снова посмотрел на Одина.

— Друзья! — негромким, но отчетливым голосом начал Один. — Союзники из народов альбов, карликов и ванов, наши воины, валькирии и все остальные, кто поспешил явиться сюда из новых миров, чтобы помочь нам в нашей Последней Битве! Момент настал. Корабли Суртура приближаются к берегу. Его войско, состоящее из великанов и демонов, достигло Вигрида. Мы будем драться. Святая земля Азгарда была осквернена кровью невинно убитых, и еще больше крови и слез прольется, прежде чем битве настанет конец. Только немногие из нас останутся в живых после сражения, но мы будем бороться не только за себя, но и за судьбу мира. Основанное на страхе владычество Суртура не должно укрепиться, даже если за это нам придется заплатить жизнями! — Он замолчал, взял белый щит с изображенной на нем руной Хагал, другой рукой схватил копье Гунгнир и мощным движением потряс обеими руками. — Время последней Битвы наступило! — закричал он. — Геймдал, труби в горн Гьяллар и созывай воинов на Последнюю Битву! За Азгард!