Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

— Ничего? — спросил Джон спустя минуту. Говорить было нелегко: звук растворялся в заполненной сиянием пустоте.

Джил помотала головой.

— Давит! — с трудом выговорила она. — Стоять тяжело! Ещё долго?

Джон заскрипел зубами. Неужели ошибся? Он лихорадочно, сумбурно вспоминал: серый рассвет, бриз, умирающий бог на песке. Звук со всех сторон, прекрасные величавые узоры, вселенная, как один огромный вздох. Последние слова Хонны, его смех, его…

— Джон! — крикнула Джил — Хватит! Не могу больше, тяжко! Верни нас, верни обратно! В другой раз попробуем!

И тут ему вспомнился Найвел. Ярко, всего на миг — оборванный, полуживой, в мире своей мечты, который оказался занят другим человеком. Вспомнилось, как Джон стоял перед ним, протягивая шкатулку, требуя вернуть их с двойником назад в реальность. И шкатулка — старая, потёртая, запятнанная кровью.

Всё той же кровью, которая так мало значила для людей и так много значила для богов.

Парцелы ярко полыхали, освещая пустыню на двадцать шагов вокруг. Джил стояла, оскалившись, скрестив запястья, зарывшись ступнями по щиколотку в песок. Она кренилась вперёд, напирая на огненный столб, не давая ему опрокинуть себя. Джон достал нож, протянул руку в поток парцел, ощутил их сумасшедшее течение, омывавшее пальцы. С размаху, не целясь, полоснул лезвием по ладони.

Руку обожгло, будто нож был раскалённым. Белое сияние вырвалось из-под кожи, смешалось с огненным вихрем, понеслось к Джил. Та словно вся вспыхнула, превратившись в жаркое солнце. Из недр слепящего шара донёсся крик, и в пустыне стало светло, как днём. Песок взметнулся в воздух, засверкал мириадами крошечных взрывов. Джон утонул в этом белом сиянии, но, утопая, сделал шаг вперёд, и другой, снова и снова. Нашёл Джил, неподвижно застывшую, объятую пламенем. Он обхватил её руками. Пожелал вернуться, потому что не знал, что мог сделать ещё. Что вообще мог сделать после того, что случилось.

И они вернулись.

На берегу почти рассвело: пока они были в Разрыве, ночь закончилась. Костёр догорел, угли больше не светились. Но светилось тело Джил: лицо, руки, грудь в распахнутой рубашке. Чистым белым светом, таким же, какой исходил от Джона. Репейник уложил её на расстеленный плащ, сжал ладонь, легонько встряхнул. Она заморгала и уставилась на него, дыша тяжело, как после бега.

— Ну ты даёшь, — сказала она хрипло. — Получилось хоть?

— Не знаю, — признался он. — Не уверен. Хотя есть один способ узнать.

Джил оперлась на руки, подтянулась и села.

— Что за способ-то?

Джон подобрал нож, выпавший из его ладони, когда они вернулись на остров. На клинке запеклась кровь, тёмная в синем утреннем сумраке. Джил взяла нож и посмотрела на Джона.

— Давай, — сказал он. — Неглубоко.

Пальцы русалки чуть подрагивали, но она перехватила нож остриём вниз, прижала его к коже и медленно, с нажимом провела по предплечью, по нежной внутренней стороне. Замерла, глядя, как из разреза сочится густая, искрящаяся, отливающая жемчугом влага.

Белая, как молоко.

— Есть, — тупо сказал Джон.

Джил подняла на него взгляд. Открыла и закрыла рот. Встала, постояла, держась за голову. Отошла на подгибающихся ногах к морю, наклонилась и плеснула водой в лицо. Выпрямилась, глядя вдаль, глубоко дыша — так, что ходили ходуном плечи.

Джон не торопясь приблизился и встал рядом.

— То есть я теперь богиня, значит, — сказала она неровным голосом.

— Выходит, так, — кивнул он.

Она перевела дух, прижала ладонь ко лбу.

— Ну, Джил, — пробормотала она. — Ну, дура деревенская.

Джон помедлил, затем осторожно коснулся её плеча. Она, словно не замечая, шагнула вперёд, из-под его руки, в море — как была, одетая. Зашла по бёдра в спокойную рассветную воду, ещё не потревоженную бризом. Развернулась к Джону лицом. И вдруг, что было сил зачерпнув воду руками, швырнула ему в лицо полные пригоршни брызг. Джон шатнулся назад, ошалело моргая, а она добавила — да так, что он весь стал мокрый, с головы до ног — а потом захохотала.

Он прыгнул в воду, подняв гулкий, неуклюжий фонтан, и они стали плескать друг на друга, взбаламучивая пену, фыркая, отплёвываясь и смеясь. В конце концов Джон налетел на Джил, сгрёб в объятия, а она обняла его за шею — как всегда, очень крепко — и поцеловала. И всё стало, как прежде.

Только лучше.

Одежду они развесили на ветках: поднявшееся солнце жарило так, что другого выхода не было, кроме как остаться в исподнем. Джил сплавала за новой рыбой (попалась такая же, когтистая и пятиглазая), Джон сходил в заросли за красными орехами. Поели в тени широколистной пальмы. Спина и плечи всё-таки успели обгореть и саднили. Джил зарыла в песок рыбий хребет и стрельнула у Джона самокрутку.