Джил перевернулась на живот.
— Значит, у тебя теперь весь комплект, — подытожила она. — Потому как это явно другой мир. Да такой, где всё под нас заточено. Рыбы навалом, ягоды всякие, вода. Даже курево растёт. Здорово у тебя вышло, конечно. Хотя я б не отказалась, если бы оно вышло пораньше. Минут этак на пять.
Репейника передёрнуло.
— Я думал, всё, — признался он. — Потому, наверное, и получилось.
— Я тоже, — сказала Джил.
— Знаю, — откликнулся он.
Джон смотрел в небо. Созвездия были совершенно незнакомыми.
— Только вот божественный облик принимать не умею, — заметил он. — Хорошо было бы превращаться, скажем, в птицу. Здоровую такую. Или в змея. Ещё больше.
— Ты себя в зеркало видел? — напомнила русалка. — Весь был из огня. Аж смотреть больно. Если это не божественный облик, то прямо и не знаю, чего ещё ждать.
Было темно и тепло, и песок на этот раз оказался по-настоящему мягким. Они расстелили на песке одежду. Джил вся светилась золотым светом. А потом, когда она поделилась с ним силами, засиял и сам Джон — ярко, по-своему.
Он проснулся под утро. Было ещё темно, только на востоке небо наливалось прозрачно-зелёным светом близкого восхода, и бледнела ущербная по нижнему краю луна. Угли костра почти прогорели, рядом спала Джил. Джон подбросил в костёр плавника, разворошил огонь. Укрыл русалку своим плащом. Спать больше не хотелось, в жилах кипела энергия. Руки, босые ноги, лицо — всё тело источало ровный белый свет, такой, что можно было идти в темноте, не боясь споткнуться. Он спустился к полосе прибоя, тронул ступнёй неторопливую волну. Было хорошо. Но Джон понимал, что ничего особенно хорошего не происходит.
Они очутились вдвоём на острове посреди океана. Крошечный кусок суши, видимо, был готов снабжать их всем необходимым, начиная водой и заканчивая куревом. Джон бы не удивился, если бы здесь обнаружилось какое-нибудь пригодное для жизни укрытие. Это был идеальный остров, о котором он втайне мечтал всю жизнь, считая мечту несбыточной. Наверное, в ту поганую минуту на крыше новообретённая сила Джона перенесла их сюда именно оттого, что за долгие годы мечтаний он успел навоображать себе остров во всех сказочных подробностях. Подумать только: пресная вода среди моря! Кому расскажешь — не поверят. И уж точно здесь их не найдёт Министерство с его детекторами: нет здесь ни Министерства, ни детекторов. Есть только он и Джил. Навсегда.
И что дальше?
Возможности Джона будут расти. Ещё несколько дней назад он боялся лишний раз притронуться к другому человеку, чтобы не заработать несколько часов мигрени, а сейчас умеет ходить между мирами. Что же делать с такой силой? Назад дороги нет, в Энландрии ждут охотники с сетями. А ещё, если верить Питтену Мэллори, найдутся фанатики, которые захотят посадить его на трон. Если Джон вернётся и заявит о себе, начнётся война. Сначала Энландрия, а потом и всё человечество разделится на два лагеря, правительства поднимут по тревоге военных, кровь польётся рекой, и больше всего крови окажется на руках Джона. Мир снова превратится в пепелище, а те, кто уцелеют, станут жить, как жили их предки тысячи лет до этого: в добровольном рабстве под божественным началом. И это ещё лучший исход, потому что в худшем случае Джон погибнет, и все жертвы окажутся напрасными.
"Пусть всё остаётся, как есть, — подумал он. — Пускай они будут бедными, убогими, обездоленными, лишёнными надежды. Но живыми". Стояла тишина, луна глядела с бледнеющего неба, ничто не мешало думать и вспоминать. И Джон вспоминал: "грязных жаворонков" на берегу реки, арестантов в Маршалтоне, ребёнка, подбирающего с земли гнилой капустный лист, заплаканную нинчунку в опиумной норе. Они все заслуживали лучшего, заслуживали еды, тепла, свободы. Счастья. А он мог принести им только войну.
Да, пусть всё остаётся, как есть.
Что же дальше? Всю жизнь сидеть на песочке, кушать рыбу и любиться с Джил? Всю жизнь… Он стиснул зубы, разжал и снова стиснул. Боги живут очень долго. Пять тысяч лет, даже больше, если их не убить. И они крайне медленно стареют. Хонна одряхлел, ослеп, но пережил две цивилизации, и — как знать — пережил бы третью, если бы не ловкий сыщик, отрезавший ему руку. А Джил? Её отец, Роб Корден, говорил, что прежняя русалка протянула не дольше обычного человека. Как быть с этим?.. Джон представил: солнечное утро на маленьком острове, в кустах поют птицы, журчит ручеёк. Из пещеры выходит Джон, одетый в лохмотья, но широкоплечий и поджарый от дикарской жизни. А следом ковыляет сгорбленная поседевшая старуха… Он помотал головой, отгоняя наваждение.
Читать дальше