Тори Халимендис - Самая темная ночь

Юная вдова, которой еще и двадцати лет не сравнялось, погоревала-погоревала да и вышла замуж во второй раз за молодого виконта. Все же править герцогством требовалось твердой рукой — куда молодой женщине было справиться с этим нелегким делом. Вот так виконт Роланд и стал герцогом Бранвийским — благодаря удачному супружеству. Только наследника герцогиня и второму мужу не смогла подарить — видимо, либо была бесплодна сама по себе, либо проклял ее кто. По многим храмам и священным местам ездила она, многим богам приносила жертвы, показывалась магам и целителям, да только все без толку. Никак не получалось у нее забеременеть.

Впрочем, даже если бы и случились у герцогской четы дети, наследовали бы они только то, что принадлежало их отцу до женитьбы и матери до замужества. Ибо стал Роланд поначалу вовсе не полновластным правителем, а лишь опекуном малолетнего Ланса Бранвийского, сына погибшего герцога от первой его супруги. И титул герцогский не принял, именуясь лишь лордом-регентом, что, впрочем, не мешало ему повышать едва ли не ежегодно подати да торговые сборы, забросить все былые начинания своего предшественника и постоянно кутить в родовом герцогском замке. И спустя несколько лет простые люди с все возрастающим нетерпением ожидали совершеннолетия юного Ланса в надежде, что уж он-то окажется похожим на своего отца и при его правлении герцогство вновь расцветет. В храмах всех богов возносились молебны за здравие наследника. Разумеется, Роланду, имевшему повсюду своих соглядатаев да наушников, подобные разговоры среди жителей городов и деревень понравится не могли.

И вскоре по герцогству разнеслась скорбная весть о болезни, снедавшей юного Ланса. Недуг не был смертелен, но подточил силы юноши так, что редко он мог появиться среди своих подданных. Лекари рекомендовали Лансу покой и почти полную недвижимость. Разговоры и ожидания все затихали, надежды слабели, а в последние пару лет о молодом наследнике и вовсе ничего слышно не стало. Роланд открыто называл себя герцогом Бранвийским, а перечить ему в том никто не смел. И лишь изредка, шепотком, упоминалось в народе имя Ланса. Не перевелись еще те, кто ждал сына старого герцога как избавителя и верил, что однажды молодой человек обязательно вернется и займет свое законное место. Многие, правда, верили и в то, что Роланд с супругой попросту уморили юношу, дабы не мог он претендовать на то, что было положено ему по праву рождения. Как бы то ни было, но уступать герцогство пасынку Роланд не собирался.

О новоявленном герцоге слухи вообще ходили нехорошие. Некоторые из них достигали даже Бухты-за-Скалами. Затаив дыхание, наша компания подслушивала под окнами, как взрослые вполголоса обсуждают богомерзкие развлечения в замке. До наших ушей долетали лишь обрывки сведений, а все остальное дорисовывала уже богатая детская фантазия, приписывая Роланду Бранвийскому такие прегрешения, о которых он, скорее всего, даже помыслить не мог.

Но замок был далеко, потому и задумывались мы о том, что могло бы в нем происходить, не столь уж и часто: обыкновенно только по осени, когда кто-нибудь из деревенских ездил в соседний городок на ярмарку и привозил свежие сплетни и слухи. Да еще каждый визит сборщиков податей взбудораживал деревеньку. В прочее же время Бухта-за-Скалами жила своей жизнью, обособленной от остальных земель герцогства. Улов да урожай волновали людей куда больше, нежели события, происходящие в других частях Бранвии. Основной задачей рыбаков было прокормиться самим да прокормить свои семье, и все прочее отходило для них на второй план.

У нашей же компании были иные заботы. Никто, разумеется, не освобождал нас от работы по дому и в небольших огородах, но мы постепенно входили из детства в юность — и именно эти перемены представлялись нам самыми важными. Долговязая нескладная Тина неожиданно начала приобретать женственные формы и с некоторым удивлением обнаружила, что на нее уже засматриваются парни постарше, останавливая взгляд на небольших пока еще высоких холмиках груди и на крутых изгибах бедер. Темно-каштановые густые волосы, которые трудно было расчесать — гребень застревал, а уж на мытье их и вовсе уходил целый день, из «беды-наказания» превратились в предмет особой гордости, а в больших зеленых глазах поселились лукавые искорки. Иногда подруга бросала взгляды искоса на Дена, но приятель словно не замечал их. Зато Савка то и дело норовил то ненароком приобнять Тину, помогая ей перебраться через плетень во время проказ, то взять ее за руку, рассказывая что-либо. Подруга демонстративно морщилась, но пыл парня ее гримасы не охлаждали.