Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

Профессор очень ослабел и нуждался в лечении. Заявить о себе было сейчас его единственной надеждой – Иеронимус неоднократно уверял, что фотографии изобретателя будут во всех европейских газетах.

Кутаясь в полы рваного сюртука и ужасно стыдясь своей вероятной знаменитости, он остановил какого-то прохожего и назвался, но тот только пожал плечами и пошёл дальше.

– Вы не узнали меня из-за бороды! – крикнул учёный ему вслед. – Я прежде никогда не носил такую бороду! Но это я, профессор Пуп, создатель пустоскопа!

Более ни с кем заговорить не удалось, – встречные шарахались от измождённого пожилого оборванца, и он только крутил головой, наблюдая, как тот или иной горожанин меняет сторону улицы.

Через полчаса бесплодных попыток найти сострадание, профессор оказался на городской площади и, бредя мимо тумбы с театральными афишами, увидел знакомое лицо с орлиным носом и аккуратными усиками.

«Путешествие в Парадиз», как гласил плакат, обещало затмить легендарный трюк маэстро с дирижаблем. Премьера «реалистичного шоу экстравагантной знаменитости» должна была состояться на острове в Атлантическом океане.

– А какое сегодня число? – потерянно простонал Пуп, бросаясь к мальчишке, слоняющемуся неподалёку.

– Опоздали, – паренёк наизусть знал, где какая афиша. – Представление завтра, а до острова ещё – ого-го! – он оглядел костюм незнакомца. – Но не переживайте, бесплатно вас пустят только в церковь.

– В церковь? – учёный пошатнулся, опираясь о тумбу. – А как туда пройти?

Мальчуган ткнул большим пальцем за спину, и он, подняв голову, увидел потемневшее от времени здание собора на другом конце площади.

Проследовав мимо нищих, встретивших его подозрительными взглядами, Якоб оказался в торжественном полумраке, озарённом блеском свечей.

– Я у-у-у… – нахлынувшие рыдания не давали сказать ни слова. – Я у-убил! – наконец, выдавил он, и был незамедлительно препровождён в исповедальню.

– То, что вы совершили, большой грех, – падре впервые за время службы в этом приходе сказал «вы», словно устанавливал дистанцию с исповедуемым. – Скажите, вы отняли невинную душу или погубили взрослого человека?

Пуп глубоко вдохнул, собираясь силами:

– Я убил ту, кого любил больше всех на свете!

Падре тоже вздохнул.

– Вы сделали это своими руками?

– О-о, – только и смог вымолвить Якоб.

– В вашем преступлении была пролита кровь, или вы совершили убийство другим, бескровным способом? – священник посмотрел на колючки и сухие веточки, запутавшиеся в спутанной, седой бороде прихожанина. – Для веры это принципиальный вопрос.

– Нет, – профессор сжал зубы. – Ни то, ни другое…

Падре зашевелился, приближая лицо к резной перегородке:

– Однако вы дали понять, что убили своими руками.

– Да, – выдохнул Пуп. – Но не в буквальном смысле.

– Значит, вы не убивали лично?

– Нет, не убивал.

– Выходит, вы подговорили кого-то на это злодеяние?

Якоб только пожал плечами.

– Но кто она, ваша несчастная жертва? Вы хорошо её знали?

– О, она мне была и как мать, и как жена, и как сестра… Я никого ещё так не любил!

Священник выпрямился на скамье:

– Прошу вас, говорите яснее, от этого зависит помощь, которую вам окажут!

Пуп сжал голову и принялся раскачиваться взад-вперёд и стонать.

– Я не знаю… – промычал он, – не знаю, как сказать!

– Назовите хотя бы возраст вашей жертвы, – падре вздохнул. – Сколько ей было лет?

Исповедуемый тут о чём-то вспомнил, и слёзы хлынули из его глаз с новой силой.

– О, я об этом так и не спросил! – прорыдал он. – Но, судя по дереву, в котором она жила, ей было больше ста лет.

В исповедальне на время воцарилась тишина, слышалось только недоумённое сопение на одной её половине и жалобные всхлипы на другой.

– Гм, я не совсем понимаю, о ком речь, – нарушил молчание падре. – И при чём тут дерево?

– Речь о дриаде, – Пуп справился с комом в горле. – Вот при чём тут дерево.

– Погоди, сын мой, – служитель вернулся на «ты», – дриады не живут в нашем мире, а лишь в легендах и мифах! Как же можно убить миф?

– Увы, святой отец, – всхлипнул профессор, – человеку и такое под силу!

– Если я тебя правильно понял, – кончик носа в синих прожилках пронзил ажурное плетение, – твоя жертва не из плоти и крови, так?

– Да, но это не меняет дела, – Якоб провёл ладонями по заросшим щекам. – Я – преступник, святой отец!