Моника Пиц - Ночь лазурных сов [litres]

У Лины закружилась голова. Осознание поразило ее, как удар в живот: Бобби, очевидно, попала в 1900 год. Она наводила беспорядок в прошлом, меняя настоящее. И, видимо, понятия не имела, как ей вернуться самостоятельно. Лина почувствовала, как в ней поднимается паника. Ей нужно что-то предпринять. Но как ей связаться с подругой? Без хронометра?

День прошел, никаких новых зацепок в деле Роберты Альберс не обнаружилось. Но только Лина знала почему. С каждым часом, с тех пор как Бобби исчезла, настроение в гимназии и в городе становилось все мрачнее. С ужасом Лина вспомнила невысказанный упрек Генриетты Альберс и разочарованный взгляд ее приемной матери. Вина грызла ее, как кислота, которая медленно поедала ее изнутри. С тех пор как Данте исчез из ее жизни, она могла понять страдания Гарри Кинга. Он знал о существовании Невидимого города, следил за путешественниками во времени, но не имел возможности путешествовать. Тоска по потустороннему миру разрывала его на части. И превратила его в чудовище, которое не остановилось даже перед убийством. В Лине все сжалось от страха.

После долгого дня она ворочалась без сна в своей постели. Лину охватило глубокое отчаяние. Если бы Бобби могла вернуться сама, разве она уже не сделала бы этого? Она не могла ни спать, ни лежать, ни сидеть, ни стоять, ни думать. Она смотрела в окно на заброшенную стоянку «Сити-бокса». В будке сторожа новая сотрудница смотрела телевизор.

– Что мне делать? – воззвала она к небу. – Данте? Ты здесь? Инес? Коко?

Тишина. Всякая связь с путешественниками во времени была оборвана.

С тоской она вспоминала те моменты, когда все еще носила на запястье работающий хронометр и могла без труда перемещаться во времени. Зачем она от него избавилась? Когда она подумала о музее, у нее с глаз словно упала завеса. Есть лишь один-единственный способ, последний шанс исправить то, что она натворила.

– Если ты понравишься мадам Зазу, она предложит тебе хорошую цену, – сказал Якоб.

Бобби покорно кивнула. Над городом сгустился вечер, и она не представляла, где сможет провести ночь. После неудачной встречи с садовником она ни в коем случае не могла вернуться в теплицу. Вместе с дневным светом исчезла и уверенность в том, что ее путешествие в прошлое будет лишь небольшой экскурсией. Что, если она застряла здесь навсегда? Что, если Лина ничем не сможет ей помочь? Полдня она бродила по городу рядом с Якобом, пока церковные часы не пробили шесть часов.

– Наконец-то можем вернуться домой, – с облегчением сказал ее спутник.

Бобби удивилась, какое отношение мог иметь к этому звон ратушных часов.

– Я плачу только за ночлег, – объяснил Якоб. – Днем в той же комнатке спит сменщик из порта.

Бобби вытаращила глаза.

– Твоя комната сдается двоим?

– Для всех не хватает места, – сказал он. – И не хватает денег.

Чем ближе они подходили к реке, тем более узкими и мрачными становились переулки. В более богатых кварталах были уличные поезда с электричеством, здесь, в порту, все еще горел огонь газовых ламп. Тонкие столбы дыма поднимались от фонарей, которые при всем желании не могли осветить темноту. Их тусклый блеск отражался в глубокой черной воде реки, источавшей смрадный запах. Воздух, поднимавшийся от воды, был ледяным. Якоб вел Бобби все глубже и глубже в район порта. По докам бродили мрачные фигуры. Якоб объяснил, что они поджидают шанс добыть что-нибудь полезное при разгрузке внутренних судов. Люди, бродившие по улице, были бледными, почти серыми, и при разговоре обнажали свои плохие зубы. Повсюду валялись нечистоты и отбросы, которые, без сомнения, привлекали крыс.

С тех пор как Бобби встретила Якоба, она искала подходящий момент, чтобы просветить о его фундаментальном заблуждении и признаться, что она на самом деле девушка. Внутренний голос подсказывал ей, что в этом районе, в это время лучше не быть пятнадцатилетней девочкой, путешествующей без родителей. Даже Якоб ускорил шаг и поспешно свернул из порта в один из боковых переулков. Бобби с сомнением огляделась. Они были в мрачной стороне города, где бедняки жили в тени реки. Трудно поверить, что это был тот самый квартал, где живет Лина. Ни один лучик света не проникал в мокрые от дождя и грязные переулки между четырехэтажными бараками, тесно прижавшимися друг к другу. Из баров выходили призрачно-бледные фигуры, которые, покачиваясь, шли своей дорогой домой, пренебрежительно наблюдая за детьми, которые еще играли на улице даже в сумерках. Якоб слишком отчетливо видел, как дискомфортно Бобби.