Моника Пиц - Ночь лазурных сов [litres]

– На что ты так глупо уставился, мальчишка? – раздался над ней голос. – Проваливай.

На нее из палатки смотрела старая торговка с лицом, отмеченным тяжелой работой в ветер и непогоду. Прежде чем она успела что-либо возразить, какой-то мужчина отодвинул ее в сторону.

– Это мое место, – объявил он.

Он опустил корзины и разложил на импровизированном столе свои свежие колбасы, которые тут же привлекли клиентов. Желудок Бобби начал ликовать. Ее толкали взад-вперед, пока она с восхищением наблюдала, как мужчина раздает толпе свою колбасу. Словно семью руками он упаковывал свой товар, взвешивал его на лотке с весами, закатывал заказы в старую газетную бумагу и совал прямо в карманы своих покупателей. Глаза Бобби пожирали мясные продукты: красные колбаски из сырого свиного фарша, легкие сосиски для жарки, темные кровяные колбаски. У нее чесались руки – настолько непреодолимой стала потребность просто схватить что-то, чтобы удовлетворить взбунтовавшийся желудок. Знатная дама энергично оттолкнула ее в сторону и тут же принялась жаловаться на слишком высокую цену. Дискуссия развернулась с рекордной скоростью, стала громкой и возмущенной. Покупатели были настолько увлечены спором и подбором аргументов, что не замечали ничего вокруг. Продавец указал ножом в сторону начавшей препирательство клиентки и, вскрикнув, обнажил свои плохие зубы. Когда, если не сейчас? Бобби молниеносным движением приблизилась к сосискам, когда одна рука схватила ее за плечо.

– Тунеядствующее отребье! Я переломаю тебе все кости.

Мужчина, напоминающий южанина, гневно посмотрел на нее. Его глаза сверкали за стеклами очков. Он опустил ручку тележки с саженцами, которые собирался продать на рынке. Бобби поняла, что из этого не выйдет ничего хорошего, когда увидела ростки томатов. Он схватил ее за подтяжку и щелкнул резинкой.

– Это мои штаны! – проревел он. – И моя обувь.

Мужчина дико жестикулировал полицейскому, патрулировавшему неподалеку от них.

– Вор! У нас тут вор! – закричал он во все горло.

В этот момент произошло нечто совершенно странное. Бобби услышала странный шорох, почувствовала легкое дуновение ветра, какая-то тень пронеслась мимо ее головы. Через секунду на черном чубе человека с саженцами растеклось яйцо. Желток капал с его лба и стекал по стеклам очков. Он развернулся на пятках, чтобы проверить, откуда взялась неожиданная атака. От испуга он опустил руку. Бобби воспользовалась всеобщим замешательством, молниеносно схватила пару сосисок и бросилась прочь. Через рынок, мимо ларьков, мимо шарманщика, который тщетно пытался ее остановить. Не ориентируясь, она свернула в переулок, потом направо, налево, дальше, только дальше. Позади себя она слышала шаги и возмущенные возгласы. Внезапно рука втянула ее в нишу. Садовник промчался мимо нее, за ним полицейский. Бобби удивленно посмотрела в сторону. Мальчик, который ее спас, был высоким и долговязым, у него были теплые карие глаза и темные кудри. Бобби не могла в это поверить: мальчик выглядел в точности как Йонас. Еще до того, как она поняла, что происходит, он вытащил перочинный нож и обнажил лезвие. Бобби вздрогнула от металлического звука. Она нерешительно достала сосиски и передала их мальчику. Она проиграла.

– Мы хорошая команда, – сказал он, нахально улыбаясь ей. – Ты хватаешь, а я отвлекаю продавца и спасаю тебя от полиции.

Он опустился на колени и ножом разделил колбасу на равные порции на четырехугольном ящике, который носил с собой. У Бобби перехватило дыхание, и она потеряла дар речи.

– Ты играешь со своей жизнью, – сказал он, пробуя сытное угощение. – Садовник готов посадить любого.

Бобби в замешательстве уставилась на мальчика.

– Йонас? – спросила она.

– Якоб, – сказал тот.

– Второе имя? – спросила Бобби.

– Якоб, – сказал он. – Просто Якоб. Якоб Расмус.

Он протянул ей руку.

– Якоб Расмус, фотограф?

Она вспомнила картины, которые видела в музее.

Мальчик поднял коробку в подтверждение. Только сейчас Бобби поняла, что это, должно быть, камера. Пока что она видела подобный аппарат только в городском музее.

– Бродяжничающий фотограф, – сказал он. – К сожалению, никто не хочет покупать портрет. У людей на рынке у самих нет денег. Меньше всего у людей денег на фотографии.

Он снял свою кепку и почесал затылок. Без шапки он до смешного был похож на Йонаса. Бобби почувствовала, как краснеет. Вид юноши так смутил ее, что она уже не могла ясно мыслить.