— Твои руки, — бросил Черный, не поворачиваясь, — что на них?
Ксиня посмотрела на пальцы.
— Я сделала мертвым что-то… прыгающее.
— Убила лягушку?
— Да., — она немного помолчала, словно изучая новое слово, — я сжимала ее, пока та не лопнула.
— Зачем? Хотела посмотреть, что внутри?
— Нет, — Ксиня задумалась. — Хотела понять, каково это… быть мертвым.
— Это когда ты не можешь быть собой и делать то, что хочется, — попытался пояснить старик. — Какая разница?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Ты говорил, что убьешь меня. Я перестану быть собой?
— Да.
— А кем я стану?
— Никем, — резко каркнул старик, — трупом, смердящей дохлятиной.
— И я не смогу говорить?
— Ты ничего не сможешь!
Черный доварил массу и выложил ее в миску. Ксиня потянулась руками, но старик тут же стукнул ей по пальцам и протянул деревянную ложку.
— Потихоньку, — буркнул он.
— Ты многих делал мертвыми? — вдруг спросила Ксиня, почти доев свою порцию.
— Порядочно.
— А наоборот? Ты можешь сделать наоборот?
— Могу.
— Ты хочешь сделать мертвой меня и сделать, наоборот, с моим., — она попыталась подобрать слово.
— Да, — не выдержал Черный, — убить тебя и оживить младенца.
— А меня ты потом сможешь. о-жи-вить?
— Нет.
Расспросы утомили старика, он быстро убрал посуду и ушел в дальнюю комнату, оставив Ксиню раздумывать над понятиями жизни и смерти. Ему не хотелось обсуждать эту тему и уж тем более посвящать в нее девчонку. Но вечером, уже готовясь к последнему ритуалу, она вновь начала расспросы.
— А ты мог бы мне показать? — спросила Ксиня, смирно лежа на деревянной скамейке, к которой ее привязывал Черный.
— Что показать?
— Как оживлять?
— Зачем? Ты и так скоро сдохнешь.
— А если бы я не стала мертвой, ты бы научил меня?
— Нет, — зарычал старик и вернулся к столу, где в миске уже колыхалась студенистая жидкость.
— Это тяжело, наверное, — протянула Ксиня глядя в потолок, — оживлять. Наверное, сильно устаешь. А ведь ты совсем один.
Последние слова заставили старика на секунду замереть.
Он вернулся к пленнице и влил ей в рот жидкость. Тут же потолок закачался и стал куда-то уплывать. Ксиня почувствовала падение, которое все не кончалось. Где-то рядом шептались голоса, словно вспышки молний проявлялись забытые образы.
— Иди ко мне, моя милая, — звал приятный добрый голос.
Ксиня, радостно лопоча, переставила крохотную ножку, затем вторую и плюхнулась в объятия мужчины без лица.
— Умничка моя!
В следующую минуту появилась женщина без лица. Она каркала, словно ворона. Ксиня подросла и пошла к ней, но тут же получила оплеуху. На глазах навернулись слезы, очень хотелось вернуться в объятия мужчины. Ксиня мысленно позвала его, и вдали забрезжил тонкий лучик света.
— Чего явилась, баляба? — злобно каркнула женщина без лица.
— Васька, сын кузнеца меня ударил, — заявила Ксиня и показала синяк под глазом.
— Да мне плевать! Вали откуда пришла.
Ксиня пошла дальше. Темнота сгущалась, но она все еще ощущала живущий вдалеке свет.
— Сударыня будет послушной? — причмокивал губами худой человек без лица. У него были длинные руки и очень длинные ноги.
— Только держи своего коня в узде, — велела женщина без лица, — и не загуби случайно.
Где-то рядом витал страх. Когда женщина вышла, а мужчина вытащил нож, страх вспорхнул в воздух, словно летучая мышь. Ксиня кричала, когда ей резали ноги и руки. Она пятилась, ползла по крови, пытаясь позвать женщину без лица, но мольбы тонули в хохоте длинноногого мужчины.
Света почти не было. Похолодало. Ксиня жалась в угол. На ней не было одежды, только шрамы как украшение. Какой-то толстый мужчина, тоже голый, одной рукой дотрагивался до нее, другой дергал себя за короткий хвостик спереди. Мужчина вообще напоминал большую свинью, даже похрюкивал от удовольствия как свинья. Он был гораздо лучше других: не бил, только трогал. Женщины без лица снова не было. Ксиня привыкла. Вокруг роились уже несколько летучих мышек.
Свет стал ярче.
Ксиня лежала на животе и с силой сжимала длинный ворс ковра. Кто-то страшный с раскрашенной мордой прыгал по комнате, размахивая небольшим хлыстом. Взмах — на спине появилась тонкая красная полоса. Новый взмах — еще одна. Сквозь боль и шум появилась новая летучая мышь.
Раскрашенный исчез. Ксиня стояла в железном ящике. Кто-то подогревал ящик снаружи, а из пола то и дело возникали дорожки штырей, и чтобы не напороться, приходилось двигаться по кругу. Иногда Ксиня натыкалась на стенки и вскрикивала, обжигаясь. В этом ящике у нее появилось много новых шрамов.
Читать дальше