Дмитрий Тихонов - Медианн №3, 2020

С каждым шагом к свету возникали новые шрамы и новые летучие мыши. Однако и свет становился ярче. Последним был мальчик, который отбил Ксине пальцы булыжником.

Все кончилось. Яркий свет и образ желанного мужчины без лица завращались и превратились в крохотного щеночка. Он забавно тявкал, словно приглашал поиграть. Ксиня рассмеялась. Она гладила щенка, целовала его и присюсюкивала. Она нашла то, что так давно искала. И ей было хорошо. Летучие мыши страха парили где-то далеко. Ксиня чувствовала защиту и покой. Она хотела остаться тут навечно. Новый друг повизгивал и смеялся, как смеялся тот, затерянный где-то в прошлом мужчина без лица. Тот, кто был ее отцом.

Черный появился внезапно. Возник, как возникает молния. Ксиня обняла щенка. Летучие мыши почуяли добычу и теперь кружились над головой. Старик вытащил из-за пояса короткий кривой нож.

— Убей, — приказал он.

— Нет! — Ксиня в ужасе прижала щенка к груди, — нет, нет, нет!

Летучие мыши озверели. Они бросались на жертву, кусали руки, голову, зарывались в волосах. Ксиня кричала, одной рукой отбиваясь от мышей, другой прижимая к себе щенка.

— Убей, — сказала женщина без лица.

— Убей, — сказал раскрашенный.

— Убей, — хрюкнул человек-свин.

Десятки страшных людей без лиц, десятки мучителей окружили Ксиню и твердили только одно слово. А старик молчал, протягивая нож. Ксиня почувствовала, как ее шрамы булькают, трескаются, как горячая кровь капает вниз.

Детский крик утонул в хоре голосов. Ксиня не выдержала и взяла нож. Щенок преданно заглядывал в глаза и вилял хвостиком. Он хотел играть, он хотел всегда быть рядом, он ЛЮБИЛ ее. Единственный за всю ее недолгую жизнь.

— Прости, — прошептала Ксиня и воткнула нож ему в живот. Щенок заскулил, дернулся и обмяк.

Взрыв света отбросил все. Стерлись люди, исчез Черный, растворились летучие мыши. А вместе с ними ушло что-то, что всегда было частью Ксини. То, что заставляло ее жить тогда, когда хотелось умереть, то, что еще согревало, когда совсем не было тепла. Ушла надежда на то, что когда-нибудь все измениться. Но потеряв надежду, Ксиня получила новый дар — она прозрела! Теперь она могла по-другому взглянуть на порядок вещей в мире и на саму жизнь.

Ксиня резко дернулась и… очнулась в лачуге колдуна. Она вернулась, но принесла с собой последнее, что было необходимо для ритуала — свободную от прошлого душу.

Она уже не плакала. Тонкие мокрые дорожки медленно подсыхали на впалых щеках. Боль потери слегка притупилась. Ксине понадобилось время, чтобы прийти в себя, а потом… она стала видеть!

Поначалу каждую мелочь, каждый уголок в доме, а после деревья, траву и листья. Она видела дорогу, пыль, движения лапок насекомых. Видела колыхание на ветру сохнущей одежды в ближайшей деревне.

Видела хозяйку одежды, которая залпом выпила молоко, а затем вытерла губы тыльной стороной ладони. Видела скрипучие экипажи и быстрые коляски, видела город вдали и сутолоку людей. Слышала шум ветра, воды и голоса. Ксиня заглянула в окна второго этажа одного из домов, увидела там счастливую семью за столом, а потом заглянула в каждого по отдельности. Увидела их желания и мечты, их настроение и то, что они скрывали ото всех, вспоминая только по ночам.

А потом Ксиня посмотрела на Черного и осознала его многолетнее одиночество. Сердце его не источало злости или ненависти, скорее грусть и тоску по давно утерянному прошлому.

Близилось время ритуала. В небе сквозь облака уже мелькали лучи полной луны. Еще немного, и она войдет в нужную фазу. Три испытания пройдены, условности соблюдены, жертва готова. Несколько часов Черный возносил молитвы и песнопения стражам, прежде чем впал в транс и предстал перед Повелителем. Зло, исходящее от призрачной фигуры, было настолько физически ощущаемо, что, кажется, его можно было потрогать. Смрад заставил старика затаить дыхание, впрочем, божество это скорее забавляло, чем раздражало.

Их разговор не был таковым в обычном смысле слова. Восприятие шло на каком-то ином, непостижимом для большинства уровне. А после божество кивнуло и ушло. Черный очнулся на полу комнаты, его трясло, а зловоние, казалось, впиталось в стены убогой лачуги. Так было каждый раз.

Черный выдохнул и поднялся. Настало время ритуала, и темный бог уже ждал подношение.

— Пора, — старик поманил за собой.

Ксиня безропотно пошла следом. Она шагала легко, словно парящая в небе птица, что радовалась новому теплому дню. Подошла к столу, забралась наверх и позволила старику связать руки и ноги. Рядом лежал младенец. От него сильно пахло разложением, землей и чем-то сладковато-пряным. Трупные пятна покрывали маленькие ручки и ножки, один глаз скосило в сторону, а из приоткрытого ротика показывался синий язычок.