Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Готово?

— Еще чуть-чуть, и можно смотреть.

Эльга потерла холодные пальцы друг о друга. К чему, собственно, медлить? Страшно? Да, страшно. Какой бы ни был проблеск… Она нахмурилась и подцепила ногтем нижний край рябинового шрама.

Нечего!

— Держите крепче.

Эльга перехватила заусенец двумя пальцами. Отливающая красным дорожка держалась крепко и норовила лечь обратно. Ну-ну, милая. Ты, конечно, вросла, но разве…

Выхваченное исподволь лицо Каршетта, казалось, копировало ее собственное напряжение.

Раз. Два. Три. Рывок!

Эльга выдернула только что набитый рябиновый слой, как искусные рыбаки медлительного хопыря из прозрачной воды. Изломанная алая плеть мелькнула в воздухе и собралась, смялась в кулаке, брызнув на пол одиночным шальным осколком. Была память о мятеже — и нет памяти. Изъята. Шелест листьев зазвенел в голове Эльги эхом голосов.

«Что выбираешь, щенок? Смерть? Жизнь?»

Жуткие глаза пробиваются сквозь шелест, смотрят насмешливо. За фигурой с жуткими глазами толпятся тени, клинки наготове, смешки.

«Открывай, щенок, и сиди тихо! Ясно? Или ты испытываешь к своему титору большую любовь? Открывай, ничего с тобой не случится».

Эльга утопила в пальцах звон засова, дрожь по всему телу, жгучее желание провалиться сквозь землю.

— Ну, вот…

— Что?

Глаза у Каршетта вдруг сделались беспокойными. Он смотрел куда-то внутрь себя и, кажется, не находил искомого.

— Твой букет готов, — сказала Эльга.

— Букет?

— Портрет.

— Портрет?

Каршетт повторял слова, но было видно, что смысла их он не улавливает. Лицо его приобрело отчаянное выражение, словно он чувствовал, что случилась беда, но с кем, когда, в каком месте, не имел понятия. Бежать! Куда бежать? Зачем? Разве это важно? Надо бежать! Еще не поздно спасти…

Он был жалок. Растерянный человек.

— Я, кажется… Мне надо…

Каршетт посмотрел на Эльгу, на щит.

— Это твой портрет, — сказала Эльга, высвобождая его руку из ремня.

— Мой?

Каршетт опустил взгляд на причудливый лиственный рисунок, который Эльга развернула к нему. Слабая улыбка изогнула губы.

— Похож.

— Это ты.

— Я.

Парень кивнул и выпустил дерево из рук — Эльге удалось перехватить щит в последний момент.

— Не понравилось?

— Нет-нет.

Каршетт, виновато улыбнувшись, поднялся. Взгляд его забегал по углам, по ставням, по шкурам. Он вроде и хотел двинуться, но не понимал, зачем.

— Я должен… — парень задумался и вдруг просиял. — Я должен быть на посту!

Он шагнул к двери.

— Прости, — прошептала Эльга.

— Вы о чем? — обернулся Каршетт.

Дзонн! — звякнул засов.

— Я про букет, — сказала Эльга, отворачиваясь.

— Он хороший, — сказал Каршетт и вздохнул, готовясь сказать неприятную правду. — Но какой-то пустой. Извините. Вы же не совсем еще мастер?

— Нет, — качнула головой Эльга.

— Это видно, — он распахнул дверь. — Кстати, заприте за мной. Всякое может случиться. Поговаривают о мятеже.

Эльга качнулась.

— Он уже состоялся.

Парень приоткрыл рот.

— Как? — Изумление его было неподдельным. Он взволнованно нащупал клинок и стиснул его рукоять. — Он удался?

— Мятеж провалился.

Каршетт побледнел.

— А я?

— А вас, молодых, придержали в резерве, — объяснила Эльга. — Чтобы никто не выбрался или не штурмовал титора снаружи. Вы сторожили задний двор.

Каршет вновь окунулся взглядом в себя.

— Да, должно быть, так и было, — кивнул парень через силу и на мгновение зажмурился. — Все равно — запритесь.

Он вышел. Слышно было, как он удаляется по коридору — быстрым шагом.

Эльга задвинула засов и тут же, у двери, беззвучно разревелась. Листья рябины жгли ладонь, словно угли, но она не разжимала пальцы: пусть, пусть.

Каршетт, лиственный Каршетт с наискосок, через левое плечо к правому бедру протянувшимся страшным разрезом стоял у нее перед глазами. Когда затянется эта рана? Затянется ли? Что она вообще, идиотка, сделала? Не на щите вырвала память, не из листьев — в живом человеке, с кровью.

А если бы убила совсем?

Эльге стало холодно от этой мысли. Она забралась на кровать, под шкуры, прижала ладонь с рябиновой трухой к сердцу. Дура! Никогда, решила она, никогда не буду больше делать такое. Мастерство — не для этого.

Зачем мне проблеск?

Стучали, видимо, долго.

Сначала — осторожно — пальцами, потом кулаком, потом, заподозрив неладное, каблуком сапога. Бум-м! Бум-м! Засов лязгал в пазах.

— Госпожа мастер! Госпожа мастер!