Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Сливовый, — произнесла Эльга.

Унисса кивнула.

— Молодец. Первый урок: сливовые листья плохо дружат с дубовыми и тамариском, портят букеты. Но хорошо сочетаются и с вереском, и с верещанкой, и с орешником, и с вишней. Букетам слива придает мягкость, но излишнее количество ее отдает приторностью и ложью. Поняла?

Эльга кивнула.

— Ничего ты не поняла, дурочка, — вздохнула мастер. — Ладно, с этим позже. Твое первое задание… — Она перегнулась и стянула с лавки отрез грубого полотна. — Возьми.

Но когда Эльга, набычившись, не сделала движения навстречу, глаза женщины превратились в серые ледышки.

— Я сказала: возьми! — процедила Унисса сквозь зубы.

Злюка!

— Я не дурочка вам! — выдавила Эльга и даже топнула ногой в подтверждение своих слов.

— Что? — фыркнула мастер. — Может ты сразу набьешь букет? Из молочая или пустынника? Или, может, из моховой бороды?

Приподнявшись, она швырнула холстину девочке в лицо.

— Ты — дурочка, и таковой останешься, пока я не признаю твою работу стоящей! Твое первое задание — сшить себе сак. Нитки и игла — на окне. Лямка и жила для горловины — там же.

— Я…

Эльга хотела сказать, что так никого не учат, но боль вдруг проросла в ней листьями, стянула горло и набилась в рот, оставив лишь возможность негромко мычать. Пачкая платье, она упала на колени.

Унисса Мару неожиданно оказалась рядом.

— Запомни, девочка, — прошептала она Эльге в ухо, оттягивая его вниз, — я поставила свою печать, а кранцвейлер Края заплатил за тебя тридцать эринов. Ты теперь принадлежишь мне и ему. И подчиняешься мне и ему, но ему — когда выучишься. Ты теперь подмастерье, у которого нет никакого «я». Все желания подмастерья — это желания его мастера. Ни семьи, ни друзей, ни знакомых. Я — за всех. Поняла?

Отточенный ноготь царапнул подбородок.

Слезы закапали из глаз Эльги. Лицо ненавистной Униссы Мару затуманилось, превратилось в серое пятно, отдалилось. Щекам стало жарко, а подбородку — холодно. В груди, в сердце в тугой, колючий клубок сворачивались боль и обида, и грустный взгляд отца, и покрасневший дядя Вовтур, и ладонь матери, и обещание навещать, и тридцать эринов, и много чего еще.

Когда Эльга, уже не всхлипывая, поднялась с колен, мастер снова обнаружилась лежащей на постели. Пальцы ее так и сяк вертели мелкий желтоватый листок.

— Ты все поняла? — спросила она, даже не повернув головы.

— Да, — глухо ответила Эльга.

Поджав губы, она подняла кусок полотна с пола.

— Нитки и игла на подоконнике, — сказала Унисса Мару.

— Да, мастер.

— Мастер Мару.

— Да, мастер Мару, — повторила Эльга, присаживаясь на лавку у окна.

В мутном стекле на мгновение мелькнул яркий, залитый солнцем двор, ограда и мальчишки, шагающие куда-то с мастером боя.

— Стежки должны быть мелкие, — проговорила Унисса, — для горловины есть шило.

— Да, мастер Мару.

Мастер села на кровати и какое-то время молчала, наблюдая за хмурой Эльгой с насмешливым интересом.

— Так будет лучше, — сказала она вдруг. — Поверь мне.

Эльга вдела нить в иглу. Первые аккуратные стежки соединили края холстины.

— Почему?

Унисса вздохнула.

— Потому что детство кончилось, а обучение началось.

— И я буду как вы? — с надрывом произнесла Эльга.

— Дурочка, — улыбнулась Унисса. — Я сделаю тебя лучше, чем я.

— И зачем?

Стежки дошли до середины, нитка кончилась. Эльга размотала моток.

— Зачем что? — спросила Унисса.

Она подвинула свой сак, чтобы удобно было залезть в него рукой, и подняла с пола окаймленный рейками прямоугольник. Ладонь ее зачерпнула листьев и рассыпала их по холсту. Против обыкновения они легли, будто прилипли. Ни один не отскочил, ни один не сломался и не упал на кровать.

Мастер, прищурившись, отщипнула несколько лишних по ее мнению кусочков, а где-то быстро подрезала длинным ногтем.

Эльга смотрела не дыша.

— Так про что ты? — спросила Унисса.

— Про мастерство.

— Сначала скажи, что здесь не так.

Мастер перевернула холст, показывая его девочке. На нем из застывших листьев, желтых, бледно-зеленых и розоватых, проступила комната, в которой они сейчас находились. Низкий скат, легкий мазок окна, стена с сундуком и зеркалом. И немного солнца. Фигурка же самой Эльги, скрючившейся у подоконника, казалась темным красноватым комочком, одиноким и вызывающим жалость.

— Ну, — поторопила Унисса, — что здесь неправильно?

— Я, мастер Мару, — тихо сказала Эльга.