Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Здравствуйте, дорогие мои, здравствуйте!

Мастер-лекарь поклонился людям.

— Зовут-то как? — услышала Эльга сбоку и не сразу сообразила, что обращаются к ней.

— Вам же все равно, — сказала она женщине, наблюдая, как мастер Гампелин, кружа, пассами вправляет дяде Вовтуру выбитый сустав.

Выглядело это ещё страшнее, чем битва с мастером Изори.

— Может быть, все равно, а, может быть, и нет, — женщина склонилась над своей доской. — Но если не хочешь…

— Эльга.

— Хм… — качнулась женщина. — Непростое имя. Ну-ка, посмотри. Только честно скажи: что видишь?

Она развернула доску.

Эльга ахнула. На слегка ошкуренном дереве, на желто-белом фоне один к одному тесно примыкали листья, изгибались, сцеплялись зубчиками, складываясь в необычное, темно-зеленое, коричневое, с фиолетовыми жилками, очень узнаваемое лицо. Дядя Вовтур получился у женщины словно живой, губастый, весёлый, улыбающийся, казалось, немного подожди, замерев, — и он расхохочется листьями или подмигнёт.

— Это ваше мастерство? — прошептала Эльга.

— Моё, — сказала женщина.

— А я так смогу?

— А получился ваш…

— Дядя Вовтур?

— Да. Он самый.

— Очень! — прочувствованно сказала Эльга. — Совсем-совсем он!

Женщина-мастер чуть-чуть, уголками губ, позволила себе улыбнуться.

— Ты хочешь этому научиться?

Девочка закивала так часто, что у неё, наверное, должна была отвалиться голова. Во всяком случае, всё поплыло перед глазами.

— Знаешь, — сказала женщина, — это не очень благодарное занятие. Это не мастерство боя. И вообще…

— Тогда зачем вы этим занимаетесь? — спросила Эльга.

Толпа у изгороди разразилась радостными криками, приветствуя вставшего дядю Вовтура. Плечо у него снова сидело нормально, а не торчало бугром. Мастер Крапин Гампелин повёл его к односельчанам.

— Кому снять головную боль? — спрашивал он громко. — Выправить вывих? Выдавить свищ? Всё можно!

К нему уже тянули руки желающие.

Женщина-мастер смотрела на него со странным выражением лица.

— Вы тоже могли бы стать лекарем, — сказала ей Эльга.

— Нет, — женщина поправила на доске несколько листьев. — Моя судьба — здесь, в таких портретах. Знаешь, что мне говорила мой наставник? Не важно, чем ты пытаешься овладеть. Важно достичь в своем деле совершенства.

— А вы достигли? — спросила Эльга.

— Нет. Это не так быстро происходит.

— А почему листья?

Женщина пожала плечами.

Мастер-лекарь вернулся к ним, в конец двора, по очереди прижав ладонь ко лбу тёти Амины и деда Фантиля, а также повозившись с локтем Дорка Диггеса.

— А сейчас, — объявил кафаликс, — мастер листьев Унисса Мару.

— Иди к своим, — сказала женщина девочке и, подхватив сак и несколько дощечек, направилась к поставленному кафаликсом стулу.

Сев, она долго перебирала дощечки на глазах у притихшего народа, словно дожидаясь, когда Эльга проскользнет мимо неё к изгороди.

— Ёрпыль-гон! — Рыцек затряс Эльгу за плечи. — Куда ты побежала? Мастер боя из-за тебя дяде Вовтуру плечо повредил!

— А мастер-лекарь починил!

— Дура!

— Тихо вы! — цыкнул на малышню дядя Вовтур, скособочившийся рядом на чурбачке.

— Я делаю портреты, — сказала женщина-мастер, мазнув взглядом поверх голов. — Портреты из листьев. Из разных листьев. Они не простые, они поднимают настроение, служат для памяти, приносят мир в дом.

— И все? — разочарованно протянул кто-то.

— Не только. Портрет посложнее возьмет на себя беду, — Унисса огладила пустую доску. — Кто хочет получить портрет?

— Я, — сказал дядя Сарыч.

— И я, — сказала тетушка Тельгин.

Женщина-мастер попросила желающих выйти вперёд и какое-то время, запустив руку в сак, молча их разглядывала.

Листья сыпались на землю.

Затем Унисса Мару провела над доской ладонью и бросила на неё целый лиственный ворох, будто крупу в котёл. Часть листьев сдуло, но большинство задержалось, прилипло, выгибаясь и трепеща краями. Жёлтые, красноватые, тёмно-зеленые, серебристые. Женщина принялась приминать их и складывать, пальцы её работали быстро-быстро, заставляя доску отзываться легкими звуками: пум-пум-пум. Где-то отрывались кусочки, где-то подгибались черенки, где-то лиственная мякоть, сдавленная, давала белёсый сок.

Эльга заметила, что на мизинце мастера специально выращен и подпилен ноготь, которым делались надрезы или удаление кромок. Ноготь жил словно сам по себе, безошибочно очерчивая границы портрета.

— Ну вот, готово, — сказала Унисса тётушке Тельгин, отставив доску на вытянутых руках. — Можете взять.