Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

А потом, подумала Эльга, я лишу этого узора Скаринара. Подцеплю на букете и незаметно, по листику, по крупинке, вычищу его весь. Или разом и целиком. И больше он никогда не сможет убивать. Мне надо только дорасти.

Она сжала зубы.

Тум-тум-тум. Туп-ток. Ради мастера Мару. Ради господина Некиса. Ради всех казненных и всех еще живых.

Казалось, пальцев не десять. Казалось, их двадцать, тридцать, сорок. И восемь рук. Листья становились в ряды, ряды складывались в узоры, узоры помельче встраивались в общий узор, в гигантский букет Края, где в центре, пауком в сердце паутины, улыбалась кривой ухмылкой разноглазая смерть.

Эльга работала, пока не обнаружила, что листья кончились. Тогда она отошла от панно, погасила последнюю лампу и заснула на тюфяке.

Как в омут провалилась.

Приснилась ей мастер Мару, внимательно изучающая стену в пяти шагах от нее, а рядом задумчиво чесал бороду Фаста. Эльга словно бы бодрствовала, рассматривая дорогих ей людей с того же места, где уснула, но они, как нарочно, не спешили ее замечать. Стояли спиной. В неверном, мерцающем свете и Илокей, и Унисса позволяли Эльге лишь на короткие мгновения ухватить рисунок одного или другого профиля. Разговаривали неслышно, о чем — не понятно.

— Мастер Мару, — прошептала во сне Эльга.

Но с губ ее не сорвалось ни звука. Тогда она изо всех сил напрягла горло.

— Мастер Мару! Услышьте меня!

И снова — ничего. Не было голоса.

Фаста что-то показал женщине рукой на панно. Та кивнула. Эльга не разобрала ни одного узора, не увидела ни одного знакомого завитка. Сплошная темнота.

— Мас…

Отступив на шаг, мастер Мару неожиданно раскинула руки и устремилась к панно, словно собираясь его обнять. В то мгновение, когда столкновение уже было неизбежно, она вдруг просыпалась листьями, застывая в темноте букетом, похожим очертаниями на женскую фигуру. Фаста брать разгон не стал. Подступил и…

Пух! — взорвался лиственным дождем.

— Нет! — крикнула Эльга.

Она заплакала. Во сне она могла плакать.

Чувство потерянности, одиночества, тоски сделалось настолько сильным, что Эльга решила тоже стать букетом. Во всяком случае, ни Фаста, ни мастер Мару не должны были оставлять ее одну. Она поднялась, чтобы кинуться к панно, но не смогла сделать и шага. Стоило ей опустить глаза, и оказалось, что вместо ног и тела у нее гибкий, надтреснутый ствол, а вместо рук — ветви. Волосы же, потянувшись вверх…

— Эй-эй! Рано пока.

Скаринар вырвал ее из сна пощечиной.

Эльга заморгала, с трудом возвращаясь в реальный мир. Было темно, разгар безлунной ночи. Скаринар, правда, пришел со свечой. Фитиль потрескивал, отсветы плясали на складках кружевной ночной рубашки мастера смерти.

— Я смотрю, ты сделала панно. За день, — сказал он, недоверчиво качнув головой. — Значит, я был прав.

— Там еще осталось, — сказала Эльга, удивляясь своему хрипящему, слабому голосу.

— Что там, ерунда. Уже годится, я всех прекрасно чувствую. — Скаринар широко зевнул, потом поднес свечку к Эльге, разглядывая ее лицо. — Хочу тебе сказать, эта ночь прибавит тебе еще тридцать лет.

Новость Эльга восприняла почти равнодушно.

— Почему? — прошептала она.

— Потому что я — мастер смерти, — сказал Скаринар, фыркнув. — Я люблю убивать. А ты хочешь убить меня.

— Если бы я стала грандалем…

— Скорее всего, ты умрешь во сне.

Скаринар, будто в подтверждение своих слов, задул свечу. Какое-то время они молчали в темноте. Во мраке, если вглядываться, все же проступали колонны и был виден силуэт окна.

— Если бы я стала грандалем, я бы точно тебя убила, — сказала Эльга.

— Я знаю, — Скаринар, кажется, кивнул. — Но такого мастерства достичь невозможно. И я всегда смогу убить тебя раньше. Но это… это волнительно. Аж мурашки.

Он рассмеялся.

— Как представлю, что ты атакуешь меня своими листьями…

— Это случится не так, — сказала Эльга.

— А как?

— Возможно, я скажу завтра.

— Если доживешь до утра. В любом случае, — Скаринар поднялся, — я тебя, конечно, навещу и, возможно, торжественно открою панно для жирной столичной знати. Пусть посмотрят, как должен управляться Край. А ты, живая или мертвая, что не важно, все это время будешь сидеть в уголке. Как старая кукла. Думаю, ты понимаешь, таких опасных людей нужно держать поближе к себе. Ну, вроде все. Добрых снов.

Он сошел с возвышения и остановился, едва-едва голубея во тьме рубашкой.

— Кстати, — добавил он, — Рыцека твоего я тоже убил. Жутко надоедливый и самоуверенный был парень.