Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Узнала, ёрпыль-гон! — осклабился молодой воин.

— Ах, так вы знакомы! — фальшиво удивился Скаринар.

— Да, повелитель, — кивнул Рыцек, — мы из одного местечка.

— Даже так? — Мастер смерти обошел Рыцека со спины и посмотрел на Эльгу. — Это очень интересно. Там же живут ваши родители?

— Да.

— Рыцек… — тускло повторила Эльга, глядя, как ее детский друг искоса ест глазами Скаринара. — Ты же против него…

— О, да! — Скаринар хлопнул Рыцека по плечу. — Но некоторые люди вовремя понимают, кому стоит служить, а кому нет. Иначе можно умереть.

Он расхохотался.

— Эля, господин Ольботтог — он как Киян-мастер, — сказал Рыцек. — Он — сила. Он, понимаешь, вообще непобедим.

— Ну-ну-ну, — заулыбался Скаринар. — Я еще не грандаль. Хотя я в них совсем не верю. И не надо называть меня так официально. Для тебя я — Скари.

— Скари.

— Повелитель Скари.

— Повелитель Скари, — отозвался Рыцек.

— Убьешь за меня? — спросил его Скаринар.

Смотрел он все это время на Эльгу.

— Да, мой повелитель!

Рыцек вытянулся в струну.

Эльга с трудом узнавала его узор. Он стал грубым, угловатым, плотным, словно нагрудник. Клен засох, одуванчик выветрился, душа заросла крапивой и чертополохом. Под ними… Под ними — знакомая пустота.

— А ее убьешь? — кивнул на Эльгу Скаринар.

— Да, — сказал Рыцек.

— Без сомнений?

— Да. Значит, она провинилась перед вами, мой повелитель.

— А своих отца с матерью?

Рыцек запнулся лишь на мгновение.

— Д… да. Если такова будет ваша воля, мой господин. Вы лучше меня знаете, что они заслужили.

— Правильно.

Скаринар с усмешкой отошел от Рыцека к тангарийцу.

— А это Тоггендоль, новый титор Аминского вейлара, — он стукнул кулаком по темному нагруднику. Тоггендоль звучно хохотнул. — Его портрет ты мне сделаешь первым. Он уже хотел мчаться в Амин, но я решил задержать его здесь на день. Как же мне без портрета? Нет, теперь все должны быть на панно. Часа тебе хватит?

Тангариец был прост как сосна. Диковатый узор из хвои и буковых листьев говорил о нем, как о человеке недалеком, грубом, даже жестоком.

— Но…

— Что?

— Там же господин Астараго титором, — сказала Эльга.

— Он внезапно умер, — сказал Скаринар, деловито выбирая один из стульев на возвышении. — Он прискакал сюда с кучей недоносков и признался мне в любви и полном подчинении. Представь? Унисса по моей просьбе поместила его портрет на панно. Я, честно, не думал ничего такого, даже не предполагал. Видишь, дальний черный справа? — он ткнул пальцем в окривевший, осыпавшийся по краям букет. — Это он. Вероломный идиот! Его на обратном пути угораздило строить планы моего убийства.

Мастер смерти вытащил приглянувшийся стул, поставил его перед тангарийцем и кивком приказал тому сесть.

— А я как раз испытывал панно, — он облокотился о плечо умостившегося, широко расставившего ноги Тоггендоля. — Интересно же было. Врет твоя Унисса, не врет, работает ваше мастерство или впустую шуршит.

Рыцек, не сдержавшись, фыркнул.

— Сейчас это, конечно, смешно, — сказал Скаринар, покосившись на него, — но тогда я почувствовал, сколько в приятном на вид человеке может скрываться самого мерзкого дерьма. Конечно, этого твоего Ас… титора я тут же убил. Кажется, вместе со всеми его недоносками. Но, может, кто и уцелел. Поэтому…

Он шагнул к панно.

— Сейчас ты вместо выбывшего идиота поместишь на панно моего Тоггендоля. Он будет там славно смотреться. Пообещаешь мне стараться?

Мастер смерти вперился в Эльгу взглядом.

— Я попробую, — сказала она.

— А я попробую никого не убивать, — сказал Скаринар.

Несколько мгновений его лицо хранило торжественную серьезность, затем сморщилось, и он захохотал, рухнув на кстати подвернувшийся тюфяк. Рыцек поддержал его веселым смехом. Загромыхал, затрясся в нагруднике тангариец. Эхо заскакало по капителям. Скаринар сучил ногами и бил по тюфяку ладонью.

— Поп… робую! — всхлипывал он. — Я п-п… попробую! Ах-ха-ха!

Потом затих.

— Замечательная шутка, повелитель, — сказал, выдохнув, Рыцек.

Скаринар в ответ взбрыкнул.

— Хочу ее, — протянул руку к Эльге Тоггендоль.

— Эй-эй, — подступил к нему Рыцек, — это моя девушка!

Тангариец скривил красные губы и взбил пальцами бороду.

— Нет. Моя.

— Я уже был с ней!

— Ты — кэшит!

— Сам ты кэшит! — взвился Рыцек, хватаясь за пустые ножны. — Аулоэх кэшит!

Видимо, это было тангарийское ругательство.

Скаринар, приподнявшись на локте, с усмешкой наблюдал за ссорой, а когда Тоггендоль и Рыцек, сопя, принялись толкаться лбами, лениво сообщил: