– Каждый хочет для себя урвать нечто. Этот тоже, – махнул иссохшей лапкой первосвященник, перехватив мой взгляд на мага, продолжавшего сверлить меня глазами. – Просто одним требуются деньги, другим власть, а третьи желают великой славы, – он хихикнул. – Вот тебе чего надо? Честно!
– Чтобы мне не мешали заниматься профессиональной деятельностью, – ответил без запинки. – Не стояли над душой, не требовали каждую удачную лечебную находку утверждать через людей, не способных понять, что это за открытие, и получивших звание и разрешение спасать людей травами и хирургическими инструментами исключительно из-за принадлежности к жречеству. Чтобы не мешали публиковать сообщения о моих достижениях, придираясь к пустякам, демонстрируя власть.
Выдохнул, переводя дух и продолжил со всей возможной искренностью:
– Готов платить за работу печатного станка, но не содержать армию бездельников, занимающихся пересылкой материалов для утверждения в Карунас. Месяцы проходят, прежде чем последует ответ, но не с утверждением и позволением, а требующий уточнения некоего места. Годы протекают бессмысленно, а люди продолжают умирать по вине Храма.
– Откровенно, – согласился первосвященник.
Еще бы, знаю я эти штуки с индикатором и видел, как он смотрел на крышку ящика. С моего места не разглядеть, да и вид у них разный бывает. Одно неизменно. На ложь загорается красный свет, на правду зеленый. И как бы это опять со старых работ Врача не пошло. Запрещающий и разрешающий значок. Еще желтый бывает, предупреждает – внимание!
Я специально проверял, умелый человек такой простенький прибор легко проведет. Надо всего лишь сообразить, как правильно отвечать, и можно сказать так, что будет правда – в каком угодно направлении.
Во-первых, сообщение, высказанное тобой, могло прийти от человека, которому ты доверяешь. Он мог искренне заблуждаться, его могли обмануть, сознательно соврать – ты просто повторяешь чужие слова. Не лжешь. Во-вторых, всегда есть возможность сказать нечто такое, что каждый понимает по-своему.
В-третьих, и это гораздо важнее, не обязательно изливать полностью душу, если это чревато последствиями. Многое можно и не договаривать. И самое важное, старайся не отклоняться от того, что считаешь правдой. Все, сказанное мной, честно. Надо выдать и кусок истины, чтобы не сомневались в остальном. Но сказано далеко не все. Глупость эти артефакты, и магов, создающих их, давно надо бить по пальцам. Но вот такого совета я точно не дам.
– Ну что ж, в твоих утверждениях есть доля справедливости, но ситуация всегда может быть рассмотрена под разными углами.
Угу, мысленно согласился, все зависит от того, с какой стороны от закрытой двери туалета ты находишься. Снаружи время течет намного медленнее. Меня собираются кормить банальными вещами.
– Обвинять Храм в небрежении, – сказал с нажимом первосвященник, – я бы не рекомендовал. Только забота о здоровье и необходимость тщательной проверки новых методик или лекарств вынуждает нас внимательно подходить к изучению заявок. Ты представляешь их количество каждый год?
– Я могу осмотреть вас? – встрял в возникшую паузу, проявляя похвальный энтузиазм.
Опять же, в моем предложении отсутствует подвох, и я не прочь был иметь представление о здоровье сидящего напротив. Он не настолько стар, чтобы превратиться в такого помирающего задохлика. Неприятный признак.
– А! Ты решил, что тебя за этим позвали… Увы. Мне никто не поможет. Вот здесь, – он постучал себя по лбу, – находится опухоль. Убрать ее невозможно. И будь любезен, не строй наивных глазок. Твои радикальные операции известны. Был бы шанс, я бы не постеснялся обратиться к тебе, но мы привлекали для консилиума самых разных специалистов. Даже под наркотиком или при обращении к магу это верная смерть. Ничего не поделаешь. Мое время истекает. Наверное, если бы не это, я бы еще потянул, понаблюдал за тобой. Всю жизнь, – произнес он, снова хмыкнув после длинной паузы, – любил редкости. В наших кладовых их много, – я машинально кивнул, если уж скульптуры Черного Харпута в коридоре запросто стоят, представляю, что еще найдется. – Оказывается, иногда это приносит ощутимую пользу.
Он выложил на стол миниатюру. Небольшая деревянная доска. Судя по цветам и легкой патине, времен середины Первой империи. Портрет молодого человека. Вид какой-то нерадостный. Сделал глупое лицо, уж не знаю, насколько удачно вышло. На будущее не мешает потренироваться. Ох, нехорошим запахло. Понять бы, к чему эти заходы. Впервые за долгие годы реально растерялся. Не понимаю, чего ждать.
Читать дальше