Эрнест Зариньш - Заговор пушистых хвостов

И вот, что он рассказал дальше. Возможно это был каприз местной погоды, а возможно просто преследуемый Трэхи магистр захотел подстраховаться, чтобы лучше слышать шаги возможного преследователя, но внезапно начался дождь. Самый настоящий ливень. И вот, Трэхи, подгоняемый косыми плетнями дождика, управляясь только силой своих рук стал толкать камень к краю обрыва.

И, когда камень был уже на самом краю обрыва, наш агент невольно дернулся, и спугнул ворону, которая сидела на раскидистой ветке ольшаника.

Ворона издала свой резкий до пронзительности выкрик, и Трэхи на секунду обхватил своими длинными руками камень, который содрогнулся, и, влекомый сильными объятьями магистра ордена Двухцветной Маски, откатился назад. Раздался ещё один пронзительный крик. Это кричал Трэхи, которому камень, внезапно покатившийся назад, раздробил обе ноги.

Трэхи исполнял танец ужасной боли перескакивая с ноги на ногу, кружась и закрывая руками побелевшее лицо.

А после он помчался в лес, подгоняемый пароксизмами боли, да с такой неимоверной скоростью, что наш агент не успел даже моргнуть, как от коварного Масафури Трэхи не осталось и следа.

Так маг из ордена Маски получил свою особую примету, от которой не избавился в течении всей жизни. Он был хромым. Настолько хромым, что каждый раз ему приходилось каждый свой шаг делать с трудом.

В основном он отдыхал в своем замке, и после того случая оставил любую попытку захватить власть в королевстве.

И, что самое интересное, ни в этом труде, ни в воспоминаниях адептов ордена, не следует ничего подобного. Видимо информация про это происшествие сохранилась только в рассказе нашего осведомителя, того самого паренька, который наблюдал в тот день за магистром Масафури Трехи.

Хотя… я просто поражен, насколько такая важная информация может вымываться из источников. Если только… Если только над этим кто-то не поработал заранее. Зачем? Видимо, на этот вопрос нам и предстоит в ближайшее время ответить. Пошли, Макс, нам здесь больше нечего делать!

Я недовольно хмыкнул, прекрасно понимая, какую великую драгоценность скрывает эта невероятнейшая из невероятных библиотек.

Сотофа встречала нас в абсолютно новом славянском сарафане, чем заставила уголки моих губ подняться вверх в улыбке. Она подвела нас к столу, которая была накрыта пестрой, цветастой скатертью, и налила из самовара по кружке какого-то пахучего напитка, который сразу ударил нам в голову, мы с Джуффином переглянулись, и буквально синхронно обратили свои взгляды на Сотофу. А та продолжала так добродушно улыбаться, подпирая свои пухлые розоватые щеки, укутанные в теплый вышитый платок.

— Сотофа, ты чем это нас опоила? — наконец решился я прервать молчание.

— Батюшки родны, это всего-навсего пряный сбор. Он отлично тонизирует. И почти никакой магии. Ну если только совсем чуточку

— Ладно, Сотофа, поверим тебе на первый раз, хотя, судя по действию этого твоего… отвара такого не скажешь.

— Каждая женщина это ларец с тайнами. И не дай вам магистры впасть в немилость у женщины. Тогда ларец с драгоценностями мигом станет ларцом с одной жемчужиной, вокруг которой ползают полчища скорпионов.

— Но любой женщине можно предложить такую жемчужину, которая станет хорошим «двойником» ее любимой жемчужине, и тогда она сама укротит своих скорпионов, и позволит посмотреть на самое драгоценное, что скрыто в ее сокровищнице.

— Главное, Макс, не переусердствовать, и не потерять среди множества жемчужин свою. Пусть даже и среди других жемчужин… ну или среди скорпионов. Ведь драгоценность только тогда дорога, когда радует кого-то, а если все будут укушены, никто не сможет в агонии насладиться самым красивым и интересным, не так ли?

— Согласен, Джуффин. Другое дело, если мы тут будем философствовать еще полгода, сможем ли мы насладиться разгадкой нашего интереснейшего дела?

Джуффин откусил одну из свешивающихся с самовара на веревочке, баранок

— Я понял Макс, в тебе умер философ. Причем умер от яда. Что-то мне тут вспоминается книга, которую ты как-то вытащил из-под подушки. Про античного философа из вашего мира. Впрочем, я тебя не виню. Помимо склонности к софистике, желание ограничить круг рассматриваемых проблем, вот что отличает хорошего философа. Так что каждый философ становится настоящим лишь когда замолкает.

— Ну да, а лучше умирает… Но таким образом подтверждать свой статус я пока не намерен, — рассмеялся я.