Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

— То есть, тебя тянет испытать, каково носить на руках настоящие кандалы?

Молчаливо сидевший рядом капитан кхалагари Отар Парс хмуро окинул малагорского царя оценивающим взглядом.

— Ничего в этом приятного нет, если хотите знать мое мнение, государь.

Бэстифар осклабился.

— Не помню, чтобы интересовался твоим мнением, мой друг, но теперь я вынужден иметь в его виду, — сказал он. Отар отвернулся, а Бэстифар заговорщицки повернулся к Каре и обнял ее за талию. — А твоя позиция мне вполне ясна. И она меня радует.

Бэстифар вынужден был вернуться из своих раздумий обратно в тронную залу Дандрина Третьего. Покачав головой, он, как того требовал этикет от любых просителей, одним из коих он сейчас являлся, поклонился правителю Аллозии.

— Ваше Величие, — опустив голову в поклоне, обратился Бэстифар, невольно выделив интонацией странное обращение, принятое в Аллозии. — Покорнейше благодарю, что изволили принять меня так быстро.

Окинув своего посетителя взглядом, Дандрин приблизился к нему и тоже попытался поклониться — проситель все же тоже был монархом. Но грузная фигура, резко контрастирующая с худощавым телосложением Бэстифара, не позволила ему этого сделать, и он лишь отметил свой почтительный поклон опусканием головы, пока препятствием не стал массивный второй подбородок.

— Царь Мала, — произнес Дандрин Третий. Голос его должен был звучать почтительно, однако звук получился гортанным, как будто на завтрак аллозийский монарх проглотил живую болотную жабу, и та до сих пор пыталась пробить себе путь наружу. — Надеюсь, вы добрались быстро и без проблем?

Бэстифар оценил его старания по достоинству, но не сказал об этом ни слова, понимая, что вряд ли царю, который всегда славился тем, что не может обуздать свой неуемный аппетит, будет приятно хоть одно упоминание о его усилиях по преодолению собственной грузности.

— Дорога была приятной, благодарю. Мне всегда доставляло удовольствие путешествовать в ваш гостеприимный край, — обворожительно улыбнулся Бэстифар.

Дандрин расплылся в улыбке в ответ. Он мучительно желал опуститься на трон — держаться на ногах при его грузности было настоящей пыткой. Несколько раз он бросил тоскливый взгляд на трон, однако в присутствии монарха земли, граничащей с его собственной, опускаться на сиденье он находил невежливым. По правилам Аллозии, принимать просителей король должен был исключительно в тронной зале. Дандрин уже много лет подумывал о том, чтобы переменить эту традицию, но все еще не решался пойти против воли предков.

Перемявшись с ноги на ногу, он тяжело вздохнул, и чуть опустил голову. Его второй подбородок от этого показался еще массивнее.

— Итак, Ваше Величество…

— Просто Бэстифар, прошу вас, — смиренно кивнул аркал, опуская голову, чтобы скрыть огонек азарта, загоравшийся в его глазах при мысли о предстоящей ночи с Карой. — Не люблю формальности, когда дело касается добрых друзей.

Дандрин понимающе кивнул.

— Что ж… Бэстифар, — он прочистил горло, — Аллозия счастлива принимать нашего доброго друга. Однако… полагаю, стоит перейти непосредственно к цели вашего визита, если вы не возражаете.

— Безусловно, не возражаю, — Бэстифар небрежно махнул рукой, затем заложил руки за спину и принялся вышагивать из стороны в сторону, маяча перед Дандрином, как гипнотический маятник. — Имею смелость предполагать, что аллозийские разведчики на материке донесли тревожную весть, касающуюся Бенедикта Колера, старшего жреца Красного Культа Кардении.

Дандрин прищурился.

— До меня дошли вести, будто вы, Бэстифар, укрываете у себя какого-то опасного мятежника. В нашей стране есть отделения Красного Культа, но они малочисленны и не пользуются большой народной любовью. Однако даже они мобилизовались после этого заявления и готовятся выступать единым фронтом с Бенедиктом Колером. Видите ли, Бэстифар, слухи о том, что Малагория идет наперекор Совету Восемнадцати ввиду вашей личной привязанности к мятежнику, вызывают у меня некоторые опасения.

Бэстифар понимающе кивнул.

— В своем письме, адресованном всем отделениям Красного Культа Арреды и правителям Совета Восемнадцати, Бенедикт Колер, не стесняясь, оклеветал меня и приписал мне поступки, которых я никогда не совершал. Он заявляет, что я приложил руку к трагической Битве при Шорре, направив туда тех самых кукловодов, которые погубили множество людей.

Дандрин нахмурился.