Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

— Вы же, разумеется, заявляете, что никогда не принимали в этом участия, так?

Бэстифар улыбнулся.

— Ваше Величие, вы знаете мою семью много лет. Я готов поклясться именами своих предков и Великим Мала, что не имел никакого отношения к этому трагическому событию. Малагория — до моего непосредственного вмешательства после просьбы короля Анкорды — не принимала участия в войне, охватившей материк. Мне не было никакого резона отправлять данталли на битву при Шорре. И, разумеется, я в то время не обладал достаточной властью, чтобы это сделать. Подумайте, Ваше Величие: легко ли, находясь за Большим морем, отправить четырех данталли в армии воюющих между собой королевств, выбить им необходимые посты в этих армиях и позволить им контролировать ход битвы, превращая ее в кровавую бойню? Неужто молодой и неопытный бастард Малагорского Царя — храни Мала душу моего почившего отца — мог сотворить такое? Это не кажется вам весьма маловероятным развитием событий?

Дандрин внимательно посмотрел на Бэстифара.

— Колер — известный фанатик, имя которого громом проносится по всей Арреде еще после Ста Костров Анкорды, — поморщился он. — Он наведывался и на мою землю, и даже здесь умудрился учинить беспорядки.

— Которые — да будет замечено с вашего позволения — прекратил я. Колер был готов разнести половину Умиро, чтобы поймать данталли. Я полагаю, это совершенно недопустимые разрушения.

Дандрин Третий тяжело вздохнул.

Аллозия и Малагория за счет своего географического расположения довольно давно были союзными государствами. Понимая, что Малагории грозит морская блокада и, возможно, война, Дандрин предчувствовал, как пагубно это отразится экономике его страны. Ему вовсе не хотелось, чтобы Совет Восемнадцати совал свой нос на его территорию. Семья Мала же всегда уважительно относилась к традициям и границам Аллозии и никогда за всю историю Арреды не развязывала военных конфликтов. Дандрину не хотелось менять положение вещей. Особенно при учете, что выход к Большому морю у него был только со стороны малагорских земель, с которыми действовала постоянная договоренность. Даже аллозийский флот находился в портах Адеса и Оруфа. Выходы к морю со стороны гор Синтар или реки Олла были совершенно неудобны и не оборудованы.

Дандрин вновь вздохнул.

— Бэстифар, я ведь понимаю, с какой целью вы ко мне обращаетесь. Возможно, грядет война с материком, и вам нужна поддержка союзника, чтобы держать оборону.

Аркал замер и пристально вгляделся в глаза аллозийскому монарху. Тот с трудом сдержал желание попятиться. О способностях пожирателя боли поставить на колени целую армию ходили легенды с момента его выходки на поле боя в армии Анкорды. Дандрин понимал, что сил этого существа может и не хватить на то, чтобы противостоять объединенной армии Совета, однако на то, чтобы вывести из строя довольно малочисленную армию Аллозии — и несговорчивого монарха с его советниками — их может хватить.

— Ваше Величие, — вкрадчиво заговорил Бэстифар, — вы знаете меня и знаете, кто я такой. И речь сейчас, разумеется, не о том, что я занимаю малагорский трон. Армии Совета Восемнадцати ослаблены последней войной. Она была разрушительна, и многие земли до сих пор не могут восстановить свое былое могущество, не говоря уже о финансовом благополучии. Сейчас для материка вести новую долгую войну будет нецелесообразно, поэтому я убежден, что будущая морская блокада будет носить исключительно демонстрационный характер. Я не опасаюсь реальной войны: в этом отношении слава, которая ходит обо мне с того момента, как я покинул поле боя в дэ’Вере, играет мне на руку. На руку она играет и вам. Совет Восемнадцати может поостеречься вступать в открытое военное противостояние. Но их демонстрация силы и морская торговая блокада, которая неизменно грядет, может негативно сказаться на экономике как моей страны, так и вашей. Если оба наших государства проявят мягкотелость и вместо того, чтобы дать отпор захватчикам, быстро пойдут на уступки, аппетиты Совета Восемнадцати могут существенно возрасти, и экономически они и дальше станут диктовать нам условия. Я имею смелость предполагать, что мы оба этого не хотим.

Дандрин кивнул. В словах пожирателя боли было много истины. Вдобавок к тому, сообщение Бенедикта Колера о его участии в Битве при Шорре действительно казалось клеветой, сотканной для того, чтобы дать Совету Восемнадцати повод предъявить Малагории — и Аллозии, соответственно — определенные требования.