Марина Дяченко - Ведьмин зов

— Все хорошо, я уже дома. Я немного беспокоюсь насчет Мартина…

— Я вернусь раньше, — и связь оборвалась. Ивга вздохнула, пытаясь успокоить сердце, прыгающее, как лягушка в молоке; Клавдий знал о ее страхе перед инициацией, но о сожалении он тоже знал. Хотя Ивга предпочла бы, чтобы он знал только о страхе.

Много лет назад Ивга, тогда еще аспирантка исторического факультета, дотошно описала все, что происходило с ней во время инициации — всю дорогу туда и обратно. Оформила как исследование по всем правилам, с применением научного инструментария, и дала прочитать Клавдию.

Тот прочел внимательно, несколько раз. Потом сказал: «Блестяще написано. Очень информативно. Если кто-то прочитает это, тебя убьют».

Оставлять в живых ведьму-мать, воплотившуюся в Ивге, было не только должностным преступлением, но и преступлением перед человечеством. «Но ведь никто не поверит, — сказала Ивга. — Решат, что это фантазии, литературщина, выдумка…» — «Для инквизитора, — отозвался он очень серьезно, — это не просто правдоподобно. Этот текст пахнет ведьмой, инициированной и очень опасной. Поверят, не сомневайся».

Тогда Ивга отформатировала жесткий диск с исходным файлом, а распечатку сожгла в камине. Маленький Мартин лежал рядом на полу, подперев щеки ладонями, глядя на огонь…

Ивга остановилась у зеркала в прихожей: хорошо бы прогнать из глаз тревогу. Хорошо бы выглядеть спокойной и уверенной; она пригладила очень густые, рыжие с проседью волосы. Седина мало кому к лицу, Ивга — редкое исключение. Возраст идет ей, простецкая юная физиономия превратилась в тонкое взрослое лицо, с годами она стала неуловимо похожа на Клавдия. С кем поведешься.

Она вышла во двор с чашкой травяного чая, села на скамейку-качалку и привалилась спиной к подушкам. Был теплый вечер, пока еще летний, хотя на листве слоем пыли лежала усталость, и зацветал осенний розовый куст. В декоративном пруду плавали сухие листья и дрожал свет на водной поверхности. Зеленела давно не стриженная, усыпанная маргаритками лужайка.

Перед ней стоял дом, о котором она мечтала в юности, и виноград оплетал его так же густо и ровно, как Ивге когда-то хотелось. Именно здесь она перестала считать реальность вокруг затянувшимся предсмертным видением. Здесь она окончательно поверила: кошмар, в котором она прошла инициацию и стала Ведьмой-Матерью, — этот кошмар отменен, как ложный приговор. Она смогла, она это сделала, она физически вычеркнула из истории страшные полтора месяца. Теперь все будет по-другому: ведьмы не объявят человечеству войну. Не будет ни катастроф, ни терактов. Ивга с Клавдием останутся вместе, к вящему ужасу Инквизиции, аристократии и широкой публики. И Клавдий скажет: «Вот и все. Ведьмин век отменяется».

Потом была травля. Великого Инквизитора, женатого на ведьме, не готовы были терпеть ни герцог, ни общество. Ивга мечтала, чтобы все поскорее закончилось, чтобы Клавдий сдался, оставил свой пост и они вместе уехали куда-нибудь в глушь. Но она не до конца знала своего мужа, интригана и манипулятора: через несколько месяцев все обсуждали не союз инквизитора и ведьмы, а новый закон, подписанный герцогом: «Об интеграции ведьм в общество».

Только спустя много лет Ивга с удивлением поняла, каким чудом удалось развернуть неповоротливую инквизиторскую машину от традиционных репрессий к новому протоколу. Шаг за шагом, годами, десятилетиями, через протесты и демарши, и вот уже никого не удивляют ведьмы-преподавательницы, ведьмы-юристки, ведьмы-телеведущие; недавно группа журналисток потребовала называть ведьмами только тех из них, которые прошли инициацию и творят зло. А для тех, кто остались людьми, найти другое слово; идея обрела бы поддержку, если бы «слово» удалось придумать. Инквизиторский сленг для неинициированных ведьм — «глухарки», «спящие» — категорически не годился, а эвфемизмы — «эта самая», «такая женщина» — звучали вовсе оскорбительно.

Оглядываясь назад, Ивга понимала, что это были потрясающе счастливые годы. Пока взрослел Мартин. Пока она училась, а потом преподавала. Пока они жили размеренно и безмятежно в этом доме, где хризантемы вдоль забора. И если посидеть вот так, прикрыв глаза, и глубоко задуматься, то можно поверить, что дверь сейчас откроется и на порог выйдет десятилетний Мартин в зеленой пижаме с динозаврами, босиком, с винным бокалом, прикрытым ладонью:

— Мама, я встретил большого паука в ванной, ему угрожает опасность.