Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

— Я не хочу играть страдальца!

— Нееет, — перебила я, ведь «Остапа несло». — Нужен образ мученика за правду, он всегда хорошо работает. Спас нежно любимого Директора, раскрыл преступления серийного маньяка и грязное дело аристократов, еще и живым остался — да вас нельзя будет тронуть! Ни политически, ни физически.

— Сударыня, вам надо книжки писать… Так фантазируете… Если меня таки убьют — смело издавайте мою биографию.

— Нет, — обиделась я. — Мы нарисуем ваш светлый лик на знаменах и с этим точно победим!

Пыл вдохновения начал утихать. Так и знала, надо было молчать и не лезть. В этом мире место женщины вполне определенное, а ты за всеми этими приключениями и забыла.

— Клебер, вы не правы, — вступился Ранье. — Предложение дельное. Сейчас финансовые потоки перекрыты, ни казначея города, ни связей с заграницей или столицей. Используйте власть, деньги, шантаж — и станьте сенсацией. Противники пользовались газетами — перехватите пока не поздно. А если серьезно, то убийство народного любимца — это вызов народу, а они, по всей видимости, пытались народ переманить на свою сторону. Мы знаем их методы, мы можем найти оружие против них.

— Поддерживаю. Все кроме шантажа. Я за откровенные беседы.

— Я вам что, цирковая обезьянка или жирафа?!

— Нет, Ройс. Вы ввязались в игру. Играйте до конца или выходите — рапорт и поправлять здоворье на воды в Хеймс.

Капитан упорствовал еще долго. Сердитый Байо дважды заглядывал в комнату и, отчаявшись дозваться почтеннейшую публику на поздний ужин, отправил мальчика с подносом прямо в гостиную. Завидя постылую холодную телятину и бутерброды, его преподобие немедля вспомнил о законах гостеприимства, пресек творящееся безобразие, и дискуссия переместилась в столовую.

Мало-помалу стратегия безопасности исполняющего обязанности полицмейстера Демея и приближенных лиц обретала конкретные формы: Ройс уже не выглядел таким букой, внимал доводам господина Бошана, временами даже кивал и конструктивно критиковал позицию Ранье или айна, постепенно загораясь идей стать звездой таблоидов.

А вот Марика медленно угасла. С энтузиазмом следившая за беседой, сначала она перестала улыбаться грубоватым шуткам, которые то и дело срывались с языка забывшихся мужчин. Дело ясное, конец насыщенного событиями и эмоциями дня (душевное равновесие его преподобия, например, все еще нуждалось в лекарстве, что говорить о молодых и горячих?), мысль летит что песня, меткое-едкое словцо так и рвется, а тут… дама. И, кажется, дама была не против посмеяться со всеми, кабы не «чуткий» капитан со своими тонкими намеками: «Простите, сударыня? Мы вас не утомили?» Не иначе как почувствовав свою оплошность, Клебер сделал гениальный еще один шаг — решил впредь игнорировать барышню. И в каких академиях преподают эдакие уроки учтивости? Чего вы добились, месье? Дама бросила делать какие-либо замечания. А после слов «ваш план, Ранье» вовсе отложила салфетку и отвернулась к окну, изредка бросая в сторону мужчин печальные взгляды.

— Господа, на сегодня я вас оставлю. Всего доброго, господин Вианкур, капитан. Спокойной ночи, ваше преподобие, — сказала девушка, едва с первым блюдом было покончено.

«Клебер, мальчишка! — досадовал айн, сквозь прищур наблюдая за молодыми людьми. — Чувство такта что у солдатского топора. Сам с собой разобраться не может. Расстроил мне барышню, а после час строил гипотезы, между прочим, на фундаменте ее идей. Ну, погодите, господин исполняющий обязанности, вам еще икнется».

Знакомые вибрации заглушили внутренний голос, и его преподобие торопливо обратил взор к маленькому алтарю у восточной стены. «Чудо, как редко ты случаешься, как редко неподкрепленный молитвой посул вылетает за пределы комнаты. Бошан, ты и забыл, что сила мысли и слова служителя храма не пустой звук, так и сглазить недолго».

Губы едва заметно нашептывали канон, успокаивая источник.

«Святой Амбруаз, не воспринимай всерьез чепуху, что приходит на ум слишком много грешившего сегодня айна…»

Чудотворец понимающе и немного грустно улыбался со стены.

В коридоре от сквозняка хлопнула дверь, но Клебер и Вианкур даже головы не повернули, увлеченно обсуждая персоналии редакторов вечерних газет, с некоторыми из них, как выяснилось, Ранье был дружен.

«Святой Амбруаз! — неожиданно для самого себя пылко воззвал айн. — Настоятель духовной семинарии Сорена, ты вел за собой отроков, взращивал в них крупицы дара и веры, показывал путь… Преподай ему… им урок смирения и уважения к даме. Видишь же, они отчаянно нуждаются в твоем вразумлении».