Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

«Вся компания в сборе, — прокомментировал Святоша-аллилуйщик. — Ты когда-нибудь видел столько придурков сразу?»

Для меня это действительно был перебор. И дело даже не в количестве, а в качестве. С «компанией придурков» Святоша попал в самую точку, и я задал себе другой вопрос: что между ними (точнее, нами) общего? Один из вероятных ответов был таким: все мы сбежали из Ноева ковчега. И хотя насчет Розы я не был уверен, однако что-то мне подсказывало: она тоже там побывала. Я не удивился бы, окажись Дымок чем-то вроде ее неуязвимой Тени. В любом случае моя пушка была здесь бесполезна. Если, конечно, не считать пользой легкий и быстрый способ покончить с собой.

Очередная волна дурноты нахлынула, поглотив меня с головой. В этот раз я вынырнул, но ждать следующего приступа оставалось недолго. Чтобы не свалиться, надо было срочно найти опору для задницы. Наметив в качестве цели диван, стоявший возле стены, откуда просматривалась вся комната, я двинулся в том направлении на подкашивающихся ногах.

По пути со мной произошла странная штука: я отделился от охваченного жаром манекена, оставив его на попечение голосов, и взлетел под потолок. Конечно, это было совсем не то, что воспарить, глотнув Дымка. Какой-то онанизм вместо секса. Да, душонка у меня тонкая, а сравнения грубые… Я перестал что-либо ощущать. Очутился в жутковатой пустоте, зато начисто избавился от боли и тяжести. А вскоре пообвыкся настолько, что нашел и оценил кайф в состоянии призрака. Если на том свете так же легко, я готов был подписать любой договор с тем, кто гарантированно переправляет туда и кого еще интересует всякая шушера вроде меня. Валяйте!..

Никто не вызвался. Придется добираться без посторонней помощи. Может, там-то и находится мой остров, а ублюдочный искуситель Санта всего лишь дразнил меня миражом, в который хотел бы поверить сам, потому как больше не во что было верить. Еще это чертовски напоминало сон, в котором я превратился в воздушного змея и ракурс изменился радикально: казалось, я болтался на привязи, зацепившись пока еще крепкой ниткой сознания за флюгер, воткнутый в мою же голову, и тот вертелся, зараза, подчиняясь непредсказуемому ветру сновидения. Ни запахов, ни звуков. Ничего такого, что распространяется в воздухе. Дышать мне было нечем, да и незачем. И прикоснуться не к чему. Темный поток свободно проносился сквозь меня. Время сделалось весьма относительным, разнонаправленным и, самое безумное, этих направлений оказалось больше двух. Гораздо больше. Можно было сбиться со счета. Другое прошлое, третье настоящее, четвертое будущее. В одном из них, уже очнувшись, я понял, что сегодня меня едва удержала хиреющая сила жизни, но когда-нибудь она истощится и связь оборвется. И после этого я, всякий раз закрывая глаза чтобы заснуть, буду ждать окончательного освобождения, желая его втайне от тела, потому что оно не захочет отпускать меня. Его тоже можно понять: мухи, черви, распад и прочее дерьмо…

Я завис рядом с люстрой, и четверо игроков оказались прямо подо мной. Затем флюгер повернулся: я увидел себя, все-таки добравшегося до дивана и развалившегося на нем. Бедняга еще подавал признаки жизни, почти в буквальном смысле тлевшей внутри него: глаза были затянуты дымом. Я испытывал к нему что-то вроде жалости, как при виде животного на дороге за секунду до столкновения, когда уже слишком поздно тормозить. Обреченное, страдающее мясо… Он по-прежнему держал в руке пушку, и насчет его безопасности я был спокоен: никто из собравшихся в номере 707 не имел склонности к самоубийству. Означало ли это, что я собирался вернуться? Вряд ли; воспарив, я избавился от всяких там дурацких намерений. Может, именно поэтому бесплотное существование показалось легким и приятным.

Но ничто хорошее не длится долго — это я усвоил еще тогда, когда доступное мне «хорошее» заключалось лишь в нескольких минутах спокойного сна. Настал конец и моему блаженному дрейфу. Стены и перекрытия отеля снова раздробили открывшийся мне простор, расчертили его на закоулки лабиринта, приготовили для чудом уцелевшей крысы очередное возвращение в камеру, а может, и в клетку для переноски. Верх и низ приобрели смысл — теперь было куда падать. Пронизывавший меня темный поток донес голоса моих «невидимых друзей» и отголоски чужих слов, звучавших как ропот приговоренного к пожизненному заключению только за то, что он пытался избавиться от боли и тоски, вдыхая белое забвение. Да, я услышал Вика, от которого меня отделяло шесть этажей. Он все еще бормотал откровения вроде «комната приносит смерть» под хриплое натужное дыхание Блада.