Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

– Раньше я сама искала его, выслеживала. А теперь жду. – Ее голос звучал устало.

– Значит, ты… ты все-таки пыталась. – Я облизнула потрескавшиеся губы. – Пыталась найти нас.

Я постаралась не выдать свою горечь и обиду, которые рвались наружу: «Где ты была все эти годы? Ты была нужна нам». Да, знаю, несправедливо винить мать, которая застряла в этом мире, пока я росла в другом, но душа – не шахматная доска, она не подчиняется правилам. Несмотря на все мои старания, Ади услышала то, что я пыталась скрыть.

Ее ровные плечи дрогнули и ссутулились. Она закрыла лицо руками.

– Дитя мое, все эти семнадцать лет я искала вас каждый божий день.

Я не ответила. Просто не могла.

После короткой паузы она продолжила:

– Когда та дверь закрылась – когда этот сукин сын закрыл ее, судя по твоему рассказу, – я осталась одна на обломке скалы… я просидела там много дней. Честно сказать, сама не знаю, как долго. Еды не было, воды – совсем немного из тех запасов, что остались среди обломков лодки. Грудь заболела от молока, потом начала течь, потом высохла, а я не могла попасть к тебе, к моей доченьке… – Она сглотнула. – Через какое-то время солнце ударило мне в голову, и я начала думать, что смогу пробиться сквозь камень и попасть к тебе. Я очень старалась. Наверное, в таком состоянии меня и обнаружили: обезумевшей, рыдающей и царапающей камень ногтями.

Она прижала руки к груди, пряча недостающие ногти. Что-то сломанное и лишь недавно сросшееся вдруг заныло у меня внутри.

– Это были рыбаки из города Пламм, которые видели, как мы направлялись сюда, и забеспокоились, когда мы не вернулись. Они забрали меня с собой, накормили, терпели мои крики и ругань. Кажется, им пришлось обвязать меня веревкой, чтобы я не прыгнула в море. Я… толком не помню, что тогда было.

Но со временем Аделаида пришла в себя и смогла строить планы. Она добралась до Города Нин и рассказала родителям Йуля Яна о случившемся – «Я выложила им всю правду, как дурочка, но они просто решили, что их сын и внучка пропали в море, и погрузились в траур», – заработала, выпросила и наворовала достаточно средств, чтобы подготовить «Ключ» к плаванию, и отправилась искать другой путь домой.

Первые годы прошли в тяжелых беспорядочных метаниях. На островах до сих пор ходят рассказы о поседевшей от горя безумной вдове, которая бесконечно скитается по морям в поисках потерянного возлюбленного. Ее можно встретить в странных уголках – в морских пещерах, заброшенных шахтах и забытых руинах, где она зовет свою маленькую дочь.

Она нашла десятки Дверей. Ади видела крылатых кошек, говоривших загадками, морских драконов с жемчужными крыльями, мужчин и женщин из гранита и мрамора, но так и не нашла единственную Дверь, которая была ей нужна. Она даже не знала, есть ли такая Дверь и найдет ли она мужа и дочь, очутившись по ту сторону («Я боялась, что вы потерялись в пограничном пространстве. Иногда я подумывала о том, чтобы нырнуть в него вслед за вами»).

В конце концов она занялась мелкой торговлей, чтобы добыть себе средства для путешествий по Начертанному. Ади заслужила репутацию морячки, которая готова отправиться в самый дальний уголок за самую небольшую плату, а порой и в обмен на пару легенд; которая могла задержаться в пути на несколько дней, а то и недель, но часто возвращалась с удивительным товаром. Много она не зарабатывала, потому что отказывалась отправляться в одни и те же места, как принято у торговцев, но все же не голодала.

И продолжала искать. Даже когда ее дочери уже должно было исполниться десять, двенадцать, пятнадцать лет; даже зная, что они будут друг другу чужими людьми. Даже когда родители Йуля начали мягко намекать ей, что она могла бы родить нового ребенка, если бы поскорее вышла замуж. Даже когда стала забывать, как выглядели руки Йуля, сжимавшие перо, и как он сутулился, склоняясь над своими записями, и как его плечи дрожали от смеха (доводилось ли мне когда-нибудь видеть, чтобы он так смеялся?).

– Сюда я возвращаюсь несколько раз в год, в перерывах между работой, сплю в собственном доме, вспоминаю, каково это – ненадолго остановиться. Навещаю родителей Джулиана, которые переехали сюда, когда Тильса продала мастерскую. Но большую часть времени я просто… продолжаю двигаться вперед.

К этому моменту солнце уже поднялось, и полоска желтого света легла на пол. Я чувствовала себя механизмом, который недавно разобрали, почистили и собрали заново, но все оказалось не на своем месте. Внутри еще осталось довольно много горечи и обиды, но появилось и что-то новое, легкое, как перышко, и блестящее – прощение или, может, сострадание.