На ней была лишь простая ночнушка, а я был голый, но в кои-то веки на моей совести не было порочных мыслей. Моё сердце было в другом месте, полном вины и сожалений, и, в данный момент, толики паники.
Прошла четверть часа, и я начал думать, что она заснула, пока не услышал у себя под ухом её голос:
— Я знаю, что ты не спишь.
Я промолчал. Это была ошибка, которую допускали многие притворяющиеся спящими люди — они отвечают на вопрос, и это их выдаёт. Я был для этого слишком умён. Ладонь Роуз легла мне на грудь:
— Твоё сердце бьётся слишком быстро, — сказала она мне.
«Дурацкое сердце», — подумал я. Оно никогда не делало то, что я хотел — во всех смыслах.
— Ты понимаешь, насколько я рада тому, что ты жив? — спросила она. — Что я не стала соучастницей в твоей смерти?
Несмотря на мои лучшие намерения, я кивнул. Иногда спящие люди двигаются.
— Тебе не обязательно рассказывать мне, что произошло. Для этого ещё будет время завтра, но тебе следовало прийти ко мне, когда ты вернулся. Почему ты этого не сделал?
Я не смел поворачиваться к ней:
— Я не мог.
— Почему?
Я промолчал.
— Ты слышал о возвращении Дориана, — просто сказала она. Это был не вопрос.
Конечно же слышал. Я видел его — перед тем, как меня заперли в клетке. Я знал не только то, как он появился, но и то, что скорее всего случилось позже. Он был моим лучшим другом, но он был мужем Роуз, её истинной любовью. Его краткий визит наверняка широко раскрыл рану в её сердце, и насыпал туда соли.
— Это из-за меня, — наконец сказал я. — Они хотели использовать его против нас.
Я почувствовал, как она улыбнулась во тьме:
— Они попытались, но после того, как они с Грэмом разобрались, он сделал прямо противоположное. Он не дал одному из них убить Керэн.
Я был рад это слышать, однако это также отозвалось во мне приступом ревности. Я любил Дориана как брата, и, будь у меня возможность, я бы с радостью занял его место. Но от этого мне также было больно. Он всегда был лучше меня. Не умнее, не могущественнее, даже не красивее — он был идеален. Он не шёл на компромисс, он был почти неспособен лгать, и его честь всегда была без изъяна. Я же ничем таким не мог похвастаться. Лучшее, что обо мне можно было сказать — это то, что я был пронырлив, или, быть может, хитёр, но правда была гораздо темнее. Я был коварен, мелочен, мстителен и, что хуже всего, эгоистичен.
Единственным, что это компенсировало, была моя роль отца. Я неплохо справился — но за это в той же мере была ответственна и Пенни.
Я некоторое время молчал, но Роуз, несмотря на отсутствие у неё магии, могла читать мои мысли:
— Ты волнуешься, что я передумала после того, как снова увидела его. Или, быть может, ты думаешь, что не заслуживаешь счастья.
— Что-то типа того, — признал я.
— У меня были похожие мысли, — ответила она. — Но, к счастью, я умнее тебя.
Я начал поворачиваться, чтобы напомнить ей, кто именно проиграл в нашей последней шахматной партии, но она напрягла руку, удерживая меня на месте:
— Не поворачивайся, — сказала она. — Я не хочу, чтобы ты в меня тыкал этой штукой… — После долгой паузы она добавила: — … пока что.
Несмотря на наше положение, я об этом и не думал — впервые в жизни.
— Я тебе не рассказывала, но Пенни пришла ко мне, — внезапно сказала она, меняя тему.
— Что?
— Это случилось, когда мы затерялись на том странном берегу, — объяснила она. — Ты заснул, и она заняла твоё место. Мы говорили о многом — о прошлом, о настоящем, о детях, и о тебе.
Напряжение в моей спине достигло новых высот — и ощущение в моих почках было таким, будто кто-то по ним врезал.
— Я пообещала заботиться о тебе, и о них, — сказала она мне. Её голос звучал всё так же твёрдо, когда она продолжила: — Я сдерживаю обещания, Морт.
— А что насчёт…?
— Большинство уже знают, или имеют какое-то представление, — сказала она, останавливая меня на середине вопроса.
Отбросив самоконтроль, я перевернулся на другой бок. Наши лица были менее чем в дюйме, и в тусклом свете мы немного поглядели друг на друга, прежде чем я прижался своими губами к её собственным. Зажёгшееся во мне пламя начало стремительно расти, пока мне не стало казаться, что оно сожжёт меня дотла — но я, подобно мотыльку, не мог контролировать своё желание лететь на свет. Когда я дал волю рукам, дёргая края её одежды, Роуз меня остановила:
— Я не могу, — сказала она мне. — Не сегодня. Несмотря на то, что я сказала, сегодняшний день был шоком. — Зверь внутри меня разочарованно заревел, и она, наверное, увидела это в моём взгляде, хоть я и не издал никакого звука. — Мне нужно время, — добавила она.
Читать дальше