Майкл Мэннинг - Окончанельное искупление

Панихида состоялась в день годовщины смерти Короля Джеймса Ланкастера. Похороны Короля и Королевы были проведены вскоре после того, как были улажены созданные Трэмонтом и Мал'горосом проблемы. Дориана хоронили в Камероне, и похороны также были слишком короткими. Даже этот день предназначался для почтения памяти как прошлых монархов, так и героев, павших ради сохранения Лосайона.

По традиции на таких событиях руководил кто-то из глав четырёх церквей, но это больше не было вариантом, и вместо того, чтобы позволить руководить какому-то из чиновников, Ариадна взяла инициативу в свои руки. Хотя обычай предусматривал какое-то обращение со стороны монарха во время таких церемоний, было необычно для одного из них руководить вообще всем.

Речь Королевы была прочувствованной. Она обстоятельно поговорила о своих родителях, а потом начала подробно описывать усилия всех тех, кто умер, поддерживая её во время попытки переворота Герцога Трэмонта, назвав имя каждого из них. Затем она исключительно долго говорила о человеке, которого в какой-то момент назвала «величайшим героем Лосайона». Она приковала к себе внимание толпы, и закончила на высокой ноте, объявив создание Ордена Шипа в честь Дориана.

Ещё несколько человек брали слово после неё, включая, по очереди, Элиз Торнбер, Сэра Харолда и Сэра Игана. Леди Роуз была приглашена, но от неё, как от вдовы Дориана, вообще-то не ожидалось выступление перед толпой.

Меня выступать не пригласили. Питэр уже предупредил меня об этом наедине. Господствующее мнение гласило, что речь от «Кровавого Лорда» может запятнать событие или каким-то образом опорочить память Дориана Торнбера.

Хотелось бы мне сказать, что меня это не беспокоило, но это было не так. Было больно. Дориан и Маркус были моими самыми близкими друзьями, и хотя у меня не было возможности произнести речь в честь Маркуса, намеренный отказ в возможности замолвить слово за Дориана был…

Но я проглотил обиду. В одном из мешочков у себя на поясе я хранил плод своих трудов в течение прошедшей половины года. Он предполагался в качестве подарка Королеве, и этот день казался наилучшим моментом для него, но теперь мне придётся подождать, и преподнести его ей наедине.

— Нельзя же, чтобы я испортил весь день, — тихо пробормотал я.

Пенни уловила мои слова, и сжала мою руку в качестве поддержки, её облачённые в чёрную перчатку пальцы переплелись с моими. Я и забыл, какой острый у неё был слух. Я позволил своему взгляду на миг задержаться на ней, наслаждаясь видом её в той бунтарской чёрно-красной коже. Мы нарядились в те же одежды, которые носили во время моего судебного процесса. Это было лучше, чем разочаровывать толпу.

Что удивительно, когда пришло время, Роуз вышла вперёд, заняв место на подиуме. Её платье было вдовьего чёрного цвета, поскольку ещё оставалось немного времени перед тем, как истечёт год оплакивания её муже.

— Сегодня я здесь, чтобы сказать о моём отце, Да́нкане Хайтауэре, и моём муже, Дориане Торнбере, — торжественно сказала Роуз. Она прочитала короткое восхваление этим двум людям, бывшим столь важными для неё, но к концу её голос надломился, когда она попыталась объяснить, что Дориан для неё значил. Ариадна сочувственно подошла к ней, надеясь помочь ей с достоинством сойти с подиума, но Роуз отмахнулась от неё.

Прочистив горло, она снова подняла голову. Даже вуаль, которую она носила, не могла скрыть её красных глаз и промокших от слёз щёк:

— Я не могу договорить до конца, но здесь есть один человек, любивший моего муже не меньше меня, — глухо сказала Роуз.

Посмотрев на Королеву, она опустила взгляд:

— Если вы позволите, Ваше Величество, я бы попросила Мордэкая Иллэниэла, Графа ди'Камерона, закончить речь о Дориане. Я полагаю, он бы так захотел.

Все собравшиеся примолкли, а затем разразились тихим бормотанием, когда люди стали гадать, как Королева ответит на это. Многие взгляды сошлись на мне, и столько же человек смотрело на Ариадну, ожидая её ответа. Однако я знал, как она ответит — её загнали в угол.

Сохраняя идеальное самообладание, Ариадна взяла Роуз за руку, а вторую руку положила ей на плечо:

— Я уверена, что это будет кстати, Леди Хайтауэр, — сказала она, мягко поведя Роуз прочь, и нашла меня своим взглядом: — Лорд Камерон, не будете ли вы столь любезны, — произнесла она ровно настолько громко, чтобы я её услышал.

Покосившись на свою жену, я двинулся к подиуму, думая пойти в одиночку. Однако Пенни оставалась рядом со мной, близко, будто почти защищая меня. Был ли то жест поддержки перед лицом столь многих недружественных лиц, или она считала, что мне в самом деле понадобится физическая защита — в этом я не был уверен. Она снова заплела волосы в косы, включая металлические шнуры и серебряные наконечники, поэтому я знал, что она, строго говоря, не была безоружна.