Майкл Мэннинг - Война Бог-Камня

— А знали ли? Я подозреваю, что многие присоединились из страха, а если и нет… что с их семьями? Погибло гораздо больше людей, чем те, которых я убил лично, — указал я, имея ввиду резню женщин и детей тех, кто умер в попытке вторжения в Лосайон.

Во взгляде иностранного короля зажглось пламя:

— Ты, похоже, весьма сочувственно относишься к тем, чьей единственной целью было срубить голову с твоих плеч. Быть может, тебе следует пересмотреть своё отношение. Те люди не были совсем уж невинными. Если бы они сохранили веру в истинных богов, то ничего из этого не произошло бы.

— Я полагаю, вы имеете ввиду смерть вашего дяди. Вы знали, что он переписывался с моим отцом? — с некоторым напряжением спросил я.

— Не знал, — ответил Николас. — Тем не менее, это ни коим образом не меняет того факта, что именно недостаток веры среди простолюдинов позволил последователям Мал'гороса свергнуть моего отца и нанести моему королевству такой урон. Их поражение от твоих рук, и резня, которую потом устроили жрецы, стали катализатором, показавшим истинную природу тёмного бога, и как только его увидели именно той непростительной мерзостью, какой он и являлся, люди наконец восстали, и сбросили с себя оковы. Ты можешь и сожалеть о своих действиях, но без них мой народ всё ещё был бы в цепях, а я бы не сидел на своём троне, — говорил Николас, всё более повышая голос.

— Меня впечатляет тот факт, что вы можете так стоически принять их потерю, но я не могу не задуматься о том, был ли у них выбор, и если был, то должны ли люди страдать за своих богов? Считаете ли вы это божественным правосудием тёмного бога, или надлежащим покаянием за их недостаточную веру в Сияющих Богов… неужели мужчины и женщины должны быть преданы смерти за то, что не смогли выбрать то божество, которое одержало верх? Это слишком напоминает мне ставки на скачках, — с некоторой горечью ответил я.

— Твоё отсутствие веры хорошо известно, — ответил Николас. — Несмотря на твою силу и возможности, ты отрицаешь богиню, укрывавшую тебя до того, как ты достиг той привилегированной позиции, которую ныне занимаешь. Как ты можешь отрицать богов наших людей, когда своими глазами видел безумие Мал'гороса?

— Хороший вопрос, — со злобой заметил я. — Меня воспитали, как и большинство в округе Ланкастера, в почтении к Богине Вечерней Звезды. Некоторые тамошние жители продолжают ей поклоняться, но я считаю, что бог или богиня должны быть обязаны своим последователям так же, как синьор обязан своим вассалам. Священник Леди отравил моего отца, а также всех, кто жил в Замке Камерон. Тот же священник почти отравил всех в замке Герцога Ланкастера.

— Ты не можешь взваливать на бога вину за действия его последователя.

Если судить по моим эмоциям, то из моих глаз в тот момент летели искры:

— Я уверен, что его действия были по приказу его богини. Позже она отказалась исцелить мою жену, когда та получила страшную рану, и это действие заставило отречься от неё даже её самого великого сторонника, — сказал я, упоминая отречение Марка, — но это — ещё не самое величайшее её преступление…

— Пока что ты сказал лишь, что она не благословила ту, что уже сомневалась в ней, — начал Николас, но я был слишком разгневан, чтобы позволить ему продолжать.

— Она воскресила шиггрэс! Как вам такое преступление? — почти закричал я. Разговор за столом почти остановился ещё до моей реплики, но теперь всё помещение окутала тяжёлая тишина.

— Никто в это не поверит, — гневно ответил Николас. — Откуда у тебя могла взяться такая мысль? — спросил он. К его чести, он держал себя в руках лучше, чем я — громкость его голоса всё ещё была гораздо более разумной.

— Она взялась прямо с губ одного из шиггрэс. Я весьма уверен, что им-то известна правда, — натянутым голосом парировал я.

К этому моменту я уже был готов задушить дерзкого Короля Гододдина. Частично потому, что он заставил меня выйти из себя, и, что бы ни случилось дальше, это уже плохо на мне отразиться. У меня в голове пронеслась куча остроумных доводов, но прежде чем я смог произнести какие-то из них, судьба вмешалась, и полностью нарушила наш уже напряжённый ужин.

Несколько охранников приблизились к столу, услышав наш спор, якобы для того, чтобы быть под рукой, если кого-то из нас (меня) нужно было бы скрутить. Однако учитывая то, какие гости сидели за нашим столом, мне следовало осознать, что никакой обычный охранник не осмелился бы вмешаться в спор между иностранным королём и одним из самых влиятельных дворян в Лосайоне. Моё крестьянское воспитание снова заставило меня упустить то, что было бы более очевидно для рождённого дворянином.