Майкл Мэннинг - Мордэкай

Он был моим идеальным наслаждением, контрапунктом моего существования, противостоявшим голосу пустоты. Полёт был талантом, которым, формально, обладал любой волшебник, но никто не пытался это делать так, как я. Гарэс Гэйлин менял свой облик, остальные использовали защитный конструкт, но только самоубийцы летали с использованием одной лишь способности манипулировать эйсаром.

Причина была проста. Это было опасно. За прошедшие две тысячи лет большинство волшебников, пытавшиеся это делать, разбились насмерть, или как минимум получили раны, заставившие их передумать.

Такой полёт не был трудным, но требовал практики. Поскольку обучение по большей части влечёт ошибки, и эти ошибки обычно были фатальными, я был единственным из живущих волшебников, кто так летал. Мне достаточно не повезло, чтобы оказаться на год заточённым в теле нежити, и я воспользовался этим периодом бессмертия, чтобы научиться летать. Разбиваться о гору совсем не так уж плохо, когда не чувствуешь боли, а тело твоё восстанавливается само по себе.

Я метнулся по воздуху подобно выпущенной из лука стреле, постепенно набирая высоту и скорость. Когда свистящий ветер стал слишком сильным, я создал вокруг себя длинный, заострённый с обоих концов щит. И продолжил прибавлять скорости.

Земля внизу становилась всё меньше, и верхушки деревьев начали смазываться в сплошное пятно. Я уже перемещался со скоростью, которая сделает любое столкновение фатальным, каким бы прочным ни был мой щит. В прошлом я выяснил, что даже если сделать щит непробиваемым, при столкновении тело всё равно превращается в студень от силы удара.

Ушли недели на то, чтобы засыпать и сравнять кратер, который я оставил во дворе Замка Камерон, когда выяснил этот факт.

Было почти жаль, что я больше не был бессмертен. То приземление было у меня самым запомнившимся. Я приложил усилие воли, и полетел ещё быстрее.

На такой высоте солнце было ужасно ярким, очень мало облаков загораживало его лучи. Оно купало меня в тепле, которое будто заставляло оттаивать моё сердце. Мир внизу представлял из себя быстро сменявшуюся картину деревьев, камней, рек, и гор. Я не прекращал усилий, ускоряясь, и одновременно добавляя звуковой щит, чтобы защитить уши. Я знал, что будет дальше.

Лишившись слуха, я воспринял ударную волну лишь как мощную дрожь, прошедшую по моему телу. Я пробил то, что друг моего сына по имени Гэри называл «звуковым барьером». Согласно его словам, это значило, что моя скорость была где-то в районе семисот сорока миль в час, что было обычной скоростью звука в воздухе. Однако это не значило, что я не мог двигаться ещё быстрее.

Давление воздуха на мой щит было мощным и сильным, создавая тепло, которое я был вынужден компенсировать. Полёт возбуждал. Малейший дефект в моём щите порвал бы меня на куски. Смерть была близкой и дружелюбной, и похлопывала меня по спине, пока мой желудок дрожал от восторга. Я поднажал ещё — моя сосредоточенность была абсолютной, а волы — крепче стали. Я ненадолго стал богом… снова.

Ощущение было великолепным, и я наслаждался мощью и величием неба, взрезая небосвод. Я поддерживал эту неимоверную скорость почти час, прежде чем позволил себе замедлиться. Даже с моими резервами трата такого количества силы утомляла. Не говоря уже о том, что это было немного глупо. Замедлившись до скорости, которая, вероятно, всё ещё была в несколько раз выше всего когда-либо достигнутого созданиями Матушки Природы, я плыл над миром.

Летел я далеко не впервые, и ландшафт был мне знаком, поэтому я мгновенно узнал, когда начал приближаться к Албамарлу. Я замедлился ещё больше, и использовал последнюю часть полёта, чтобы расслабиться — кружился и нырял, изворачиваясь и выписывая петли, наслаждаясь своей властью над воздухом.

Я немного подумал о том, чтобы снова ускориться перед тем, как пролететь над столицей. Звуковая волна наверняка напугает горожан до полусмерти. Будучи (якобы) взрослым, я отказался от этой мысли, сочтя её ребячеством. «Им повезло, что я такой зрелый», — сказал я себе. Затем я вообразил, каков был бы ответ Пенни на это заявление. Хорошо, что она не услышала моих мыслей.

Первым делом я остановился у офиса Дэвида Саммерфилда. Тот находился через дорогу от моего дома в Албамарле. Я лишь недавно купил то здание, чтобы поселить там моего торгового агента с неким подобием достоинства. Дэвид был надёжным человеком, но в прошлом году его постигла трагедия. Он был обручён с Лилли Такер, нянечкой моих детей и одной из наших личных служанок. Она погибла, пытаясь остановить похищение моей младшей дочери, и хотя Дэвид сумел простить одну из виновных в этом, Алиссу, жить рядом с ней он дальше не мог.