Ярослав Гжендович - Конец пути

Город поднимается на ноги куда быстрее, чем можно ожидать. Дома, отлитые из базальта чуть ли не полуметровой толщины, — это почти бункеры, а потому разрушения куда меньше, чем казалось сначала. Но там, где здания пострадали более всего, стучат молотки каменщиков, там замешивают растворы в чанах, а плотники ставят стропила. Конец чудесам и всякому такому. Фьольсфинн фыркает, но я радуюсь.

— Так оно куда здоровее, — говорю ему. — Мы люди, и ведем себя как люди. Если всюду сумеешь попасть, срезая углы, то вскоре вообще перестанешь ходить.

Но сильнее всего он страдает из-за окон. В крепости вылетели не все, но хрустальных ему жаль. Вид натянутых на фрамуги рыбьих пузырей в его собственном городе для него до сих пор словно пощечина. Страдает он и из-за разбитых витражей в городских храмах, потому в подземных заводиках скоро появляется стеклодувная мастерская.

Но время, когда наши проблемы настолько просты, как цветное стекло, кажется прекрасным и шелковым, и мы живем, словно в полусне. Ошеломленные и одуревшие.

Мы вроде бы и не использовали магию ежедневно, а вот как-то ее не хватает.

Просто понимания, что она где-то есть.

Ядран не говорит. Узнает меня, дружески пофыркивает, но теперь это обычный конь. Животное. Я езжу на нем, кормлю его, вычесываю, но когда прикладываю лоб к его резонатору, не слышу ни слова.

И близится время, когда придется принимать какое-то решение. Лето заканчивается.

Мы долго душим это в себе, оба. И я, и он выходим на башню, чтобы посмотреть на город. Думаем.

Во время вечерних встреч бывают такие мгновения, когда мы оба молчим, глядя в стекло или в огонь в очаге, или на ряды шахматных фигур, и, собственно, тогда мы об этом не разговариваем. Я не спрашиваю, он не отвечает.

Ему более всего не хватает Ледяного Сада за стенами, экспериментов со стабильным льдом, странных лабораторий, где пользуются нановекторами, пытаясь вывести нечто похожее на земные растения. Не хватает ему дыхания тайны, которая скрывалась в силе урочищ. Чего-то из пограничья с алхимией.

Потом наступает день, когда я проведываю его в застекленной комнатке, куда он вставил новенькие шестиугольные стекла прямо из новой стеклодувной мастерской, пока что не идеально прозрачные, зеленоватые и полные пузырьков, но получше, чем рыбьи пузыри — и застаю там пустой очаг.

Пустое кресло и сложенные в коробку шахматы.

Первое, что я вижу, — это листок тростниковой бумаги на круглом столике под библиотекой, там, где стояло зерно. Переливчатый карбункул, смеющийся над гравитацией, стоящий на узком своем конце.

Теперь кристалла нет, а вместо него есть черная галька, прижимающая листок.

« Я договорился с Одноглазым. Ледяной Сад теперь твой.

Ф .»

Не знаю, зачем он это сделал. Возможно, чтобы не искушать меня? Я ведь ему обещал. А может, он хотел найти место, где магия уцелела? А может, не хотел меня задерживать, если бы я решил вернуться? Не знаю.

Потом мне очень часто его не хватало.

А через некоторое время уже нельзя было оттягивать. Это не напоминает военный поход, хотя мы берем оружие. Тут оружие просто носят. На всякий случай.

Я беру Ночных Странников, но мы идем без маскирующих костюмов и сложных панцирей.

Пассионария Калло, хотя мы уже разрешали ей смотреть на город, чаще всего сидит в своей комнате и апатично смотрит на огонь. Когда она владела магией и была Скорбной Госпожой, то пробуждала страх. Теперь это просто угасшая невротичка в фазе депрессии. Худая и некрасивая испанка с кудрявыми волосами и стиснутыми узкими губами. Мне ее даже жаль. Как-то мы пошли с Сильфаной на Каменное Торжище и накупили для Калло сувениров с Мидгарда. Трудно было найти что-то ее размера, но мы все же нашли вышитую рубаху, юбку, немного украшений и бижутерии, а потом еще и кожаную сумку с выжженными узорами-плетенками. Она принялась над этим плакать.

Только Филар и Бенкей не переносят Калло, и хотя не боятся ее, но держатся подальше, а во время рейса стараются находится на другом конце палубы.

И все же наше путешествие напоминает скорее туристический рейс. Мы идем по морю. Минуем Змеиную Глотку, где уже демонтировали машины, а порт выглядит совершенно обычно, готовится к осенней ярмарке, но куда более скромной, чем обычно. Мы неспешно плывем вверх по реке, печем мясо на палубе, играем в плашки.

Шумит листва, в садах зреют плоды, на берегах реки драккар вспугивает пьющих воду серн и других животных.

Потом мы причаливаем и пересаживаемся на лошадей, потому что остаток дороги мы пройдем именно так. Едем неспешно, по вечерам разводим костры, а я все чаще узнаю дорогу и пытаюсь вспомнить, как шел по ней в обратную сторону, пешком, обвешанный оружием, таща седло на плече, уверенный, что ищу лишь нескольких потерявшихся ученых. Тогда я выслеживал, таился и не замечал, насколько тут красиво.