Мария Гуцол - Три вороньих королевы [СИ]

А потом музыка подхватила ее снова, на этом раз безумно и весело, и они с Тисом полетели в общем хороводе. Джил пришлось обеими руками обнять его за шею, чтобы музыка не утащила ее куда-то в неизвестность.

Сид смеялся, чуть запрокинув голову, огонь подсвечивал его мужественное лицо, разбрасывал блики по золотой вышивке на вороте. Руки у него были такие сильные, что временами Джил казалось, что она летит над землей, не касаясь ее. Это почти пугало. Почти.

Когда музыка стихла, девушка потянула Тиса к столу. Она помнила, что в кубке оставалось вино, а пить после полета в круге костров хотелось ужасно.

— Осторожнее, — сказал Тис. — Это вино имеет подлый нрав. Пьянит медленно, но в голову бьет сильно.

— Ты обещал мне танец, Сын Поэта, — окликнул его веселый голос из темноты. — Или запамятовал?

— Я не забываю свои обещания, — отозвался сид, а Джил вспомнила поляну среди березовых колонн и прекрасную женщину в шафрановом платье.

На сей раз она была в синем и белом, и рядом с рубахой Тиса это смотрелось — хоть сейчас бери и рисуй. Женщина протянула сиду руки, тот поклонился. Из-за его плеча она подмигнула Джил:

— Ты не будешь сегодня долго скучать в одиночестве.

— Прости меня, — вздохнул Тис и под руку повел даму в круг танцующих. — Я не могу нарушить свое обещание.

Растеряно Джил села на лавку. Вокруг шумел праздник, на котором она как-то разом стала чужой и потерянной. Волшебство прошло, остались только столы с остатками закончившегося пира и танцы, которые она не умела танцевать. Голос здравомыслия попытался убедить Джил, что оно и к лучшему, и нужно просто пойти спать, но какая-то детская обида мешала. Девушка даже не очень понимала, откуда эта обида взялась.

Она отхлебнула еще вина и подумала, что придется искать где-то среди танцующих Скачущую-в-Охоте, если ей снова захочется пить. Следом мелькнула мысль о том, что она уже пила здешнюю воду и хуже уже не будет. А если так, то можно не только налить себе еще вина, но и взять сыра, и пирожков с ягодами, и медовых коржиков.

Джил медленно выдохнула, прикрыла глаза и попыталась досчитать до ста. Почему-то в голове шумело и было как-то удивительно пусто. Ноги требовали вскочить и бежать куда-то следом за голосом свирели. Девушка даже открыла глаза и начала вставать, но сразу же опустилась обратно на скамью.

— Эй! Нельзя в такую ночь грустить.

Рыжий парень, тот, которому так жестоко припомнили историю про потерянные штаны, легко перепрыгнул через стол, едва не задев кабаний остов. Джил даже вспомнила его прозвище — Пламень. Наверное, из-за цвета волос, таких ярких, что они казались костром, по какой-то странной прихоти собранным в косы.

— В такую ночь нужно плясать и прыгать через костры. Не забивай себе голову Сыном Поэта. Не стоит он того, чтобы о нем грустили такие хорошенькие девушки!

В скудном свете его бледное лицо почти светилось, можно было даже разглядеть веснушки на переносице.

— Почему его называют Сыном Поэта? — спросила Джил с неожиданным любопытством.

— Тис вырос в семье человека, поэта Ойсина из Лери. Так раньше было, что не только человеческие дети жили среди нас, но и наоборот. А за что его называют Дитя Распри, пусть расскажет кто-то, лучше сведущий в этой истории. И довольно про Тиса. Идем лучше плясать!

Джил ухватилась за протянутую руку и встала. Сид обнял ее за талию и повел обратно к кострам и кругу танцующих.

И оказалось, что танцевать с Пламенем ничуть не хуже, чем с Тисом. Что ладони у него еще горячее, а обнимает он крепче и жарче. Свирель пела и смеялась, грохотал барабан. То ли от музыки, то ли от выпитого вина у Джил голова шла кругом.

И было снова волшебно и радостно, в танце земля уходила из-под ног, из груди рвался смех, и кажется, не существовало вообще ничего кроме костров, музыки и объятий, прикосновений чужих ладоней к плечам и бедрам.

Потом свирель смокла. Барабанный ритм стал размереннее, даже торжественнее, танцующие расступились.

Без короны и без рубахи в круг вышел Король-Охотник. Джил с удивлением уставилась на его шрамы. Самый страшный, длинный и мертвенно-белый даже в оранжевом зареве костров, пересекал широкую грудь наискось, от ключицы до ребер. Это должно было быть очень больно. Девушка поежилась и крепче сжала руку Пламеня.

Почти без разбега Король-Охотник прыгнул, разом перелетев через самый большой костер, высоченный, почти в его рост. Только искры брызнули в разные стороны. Глухая дробь барабана снова стала чаще, словно подзадоривая, дразня тоже попробовать.