Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

— Парень! Ты дыши! Дыши чаще, как при родах! Тогда будет легче! — откуда-то издалека доносится девичий голос. — Ты извини меня, родной, что я не сдержалась!

На лоб ложится прохладная ладошка. Я успокаиваюсь… Так мама в детстве прислоняла ладонь к царапине и боль сама собой проходила. Так и сейчас, она уходит в сторону и на её место приходят светлые и расплывчатые образы. Я засыпаю…

— Эй, парень! Парень! Ну, вставай же! — твердая рука теребит за плечо. От пальцев пахнет свежестью лимона.

Женский голос не отстает от меня. Назойливой мухой он влетает в уши и раздражает барабанные перепонки. Я открываю один глаз. На меня в упор смотрит наглая морда пухлого кота. Наглый кот обнюхивает моё лицо. За ним виднеются синие ножки табуретки и симпатичные лодыжки с не менее симпатичными тапочками.

Это где же я так напился, что уснул на полу? Кот продолжает обнюхивать и фыркает, когда я моргаю.

— Пошел прочь, чувырло! — сиплю я на него.

Кот флегматично отходит в сторону, похоже, он привык к подобному отношению. Его пушистые ляжки нахально покачиваются — так и подмывает отвесить пинка. Однако очень и очень не хочется двигаться. Хочется лежать и смотреть на лодыжки. Или поднять взгляд повыше?

— Парень, поднимайся! — снова звучит женский голос.

Как бы ей объяснить, что мне и на полу хорошо и удобно? Может, теми же словами, что и коту?

— Оставь меня старуха, я в печали!

— Дурак! — тут же обижается голос. — Я же как лучше хочу! Перебирайся на кровать, а то простынешь на полу.

Я пытаюсь перекатиться на спину и тут же воспоминания о том, где я и что со мной, накатывают вместе с режущей болью.

— Твою же мать! — срывается с языка.

— Не трогай мою маму! Я сирота! — звучит голос.

Девушка в цветастом халатике смотрит на меня сверху вниз, а я опять невольно засматриваюсь на её правильные черты лица. Словно умелый скульптор трудился не один год над созданием подобного лица. Грудь выпирает двумя холмами под тонкой цветастой тканью. Эх, какую бы ночь я ей устроил… А вместо этого ночь устроила она.

Перекатываюсь. На руку и грудь словно положили по раскаленной головне, даже чудится запах горелого мяса. Когда я пытаюсь перекатиться, то под ухом хрустит чайное блюдце с остатками сухого корма. Белая плошка распадается на две части. Я ловлю недоуменный и укоризненный взгляд кота. Похоже, что мы с ним поладим. Но Боже мой, как же больно…

— А-а-а, изверги! Что вы хотите со мной сделать? — вырывается у меня, когда оставляю попытки пошевелиться и устаю вдыхать аромат сухого корма.

— Не бойся ничего, парень! Ты попался под горячую руку. Да, я очень виновата перед тобой. Но и ты хорош, сходу начал клеиться, да потом ещё и другом ведаря назвался, — ворчит девушка, неожиданно сильными руками помогая мне подняться.

Она держит меня подмышки, как двухлетнего ребенка, нимало не смущается стокилограммового веса. Так однажды держал меня отец, когда я приполз после бурной вечеринки. Но зубы в тот вечер остались целы, чему я несказанно обрадовался наутро и пообещал никогда не позволять себе такого свинства! Кажется, что это было только вчера…

Эта силачка подмигивает мне и ободряюще улыбается. Я невольно вздрагиваю — вспоминаю огромные зубы на своей руке. Сейчас же они ровными рядами показываются из-под сочных губ. Ноги переступают неуверенно, я словно встал после тяжелой болезни.

— Вот сейчас ляжем на кровать и укроем тебя одеялом. По себе помню как это больно. Вот так подоткнем и тут ещё. Скоро будет готов супчик, похлебаешь немного, — девушка укладывает меня на узкую кровать, приподнимает листья на ране и удовлетворенно хмыкает. — Ничего, до свадьбы заживет.

— А будет ли свадьба? — шепчу я и опять проваливаюсь в темноту, уходя от ноющей боли.

— Будет, я узнавала! — звонкий смех бусинками раскатился по горнице.

Я снова засыпаю. Или теряю сознание, что впрочем одно и тоже. Когда открываю глаза, то кажется, что прошло всего лишь несколько минут. Возле носа покачивается глубокая тарелка с серо-желтой жидкостью. По поверхности плавают круги прозрачного жира. Мягко обжигая гортань, горячее блаженство льется в горло. Я глазами показываю, когда нужно остановиться, чтобы сделать вдох.

Девушка придерживает меня за голову, насмешливо щурится. Её глаза иногда переходят с моего лица на перевязанную руку. Видно, что она напугана, но крепится. А ведь совсем недавно она вцепилась в предплечье как голодный бомж в привокзальную шаурму.